Человек за бортом. Полярная повесть

Рассказ радиста был и впрямь не очень веселым. Полтора года назад, после возвращения «Академика Смирнова» в порт Санкт-Петербурга, состав ледокола практически полностью обновился. Начало этим переменам положил сам капитан. Старый морской волк, Виктор Карпович Бурцев аж корежился от мысли, что ему снова надо будет работать с экипажем, где всяк его может назвать рогоносцем – такие истории, что произошла с ним, библиотекаршей и штурманом, на флоте не забываются. При связях Бурцева в полярном Институте Виктору Карповичу не составило ни малейшего труда получить новое назначение. Ну а новая метла, как известно по-новому метет. Обновился капитан – обновляется и команда. Кто ушел сам, кого вежливо, но настойчиво попросили. Радист остался каким-то чудом. То ли опытного человека вовремя найти не удалось, то ли еще какие вмешались обстоятельства, о том маркони не ведал. Во всяком случае, в первый рейс с теперешним капитаном он пошел чуть ли не единственным из старого состава, а потом и вопросов уже к нему никаких не было. Коммуникабельный Толик и с новым экипажем быстро нашел общий язык.

– Да, чуть было не забыл, – Док еще остался, ну этот, ты, наверное, помнишь, с «чистыми руками». Так его кто сдвинет? Он сам кого хочешь подвинуть может, тот еще гусь лапчатый, – без всякого почтения добавил Верин.

– Ну а про Анну Михайловну тебе что-нибудь известно? – спросил Никита. – Я-то знаю, что дед и отец связывались со специалистами в Одессе, тетю Аню положили в больницу, кажется, должны были прооперировать, а больше ничего не знаю.

– Все точно, – подтвердил Верин. – Предки твои в Одессе-маме такого шороху навели… Ну, я тебе скажу, они у тебя в большом авторитете. Анюту в больничке обхаживали, что английскую королеву. И оперировал ее лучший хирург, и палата у нее была отдельная, с телевизором и персональным «толчком». После операции у нее нога долго в гипсе была, потом всякие там процедуры, короче, Анюта теперь береговая, пенсионерка. Гуляет с внуками по морвокзалу, смотрит, учит мальков буквам по названиям пароходов. О, расскажу тебе, кстати, анекдот. – Толик оставался верен себе. – Ходит значит, такая же вот бабушка, как наша Анюта, по одесскому морвокзалу. Внучек по складам названия читает: «О-дес-са. Бабушка, Одесса – это же наш город?» – «Да, Семик, да». – «Уз-бе-ки-стан. Бабушка, что такое Узбекистан?» – «Узбекистан – это такая страна, далеко отсюда». – «Сер-гей Е-се-нин. Бабушка, а что такое Сергей Есенин?» – «Ой, Семик, отстань, я же не могу знать все люди на свете!» С палубы раздается зычный голос боцмана: «Мадам, слушайте сюда и расскажите своему мальчику. „Сергей Есенин“ – это бывший „Лазарь Каганович“».

Никита немного посмеялся из вежливости, смутно припоминая, что был такой человек, Лазарь Каганович, в советском правительстве, вроде когда-то его именем даже московское метро было названо. Потом поинтересовался:

– Ну а что твоя юноша?

– Дак это… – Толик скрывая смущение, принялся разливать коньяк по стаканам. – В общем, она теперь не юноша. Она теперь Светлана Николаевна Верина и мать нашей дочурки, недавно родила.

Только сейчас Максимов заметил на безымянном пальце правой руки маркони обручальное кольцо.

– Так что ж ты молчишь, радоваться надо! – воскликнул Никита и сам предложил тост за семью Вериных. – Не ожидал, вот уж от кого не ожидал. Думал, ты убежденный холостяк.

– И я так думал. Считал, что у моряка верной жены быть не может. Теперь вот пытаюсь себя убедить в обратном. Вообще, так тебе скажу. Я много об этом думал, хотя и не мое это занятие – думать. Но все же своими сырыми мозгами вот до чего додумался. Женщина, она и есть самая главная западня в нашей жизни. Уж коли попадешь, так уже не выберешься. И видишь ты, вроде вот она, западня эта, а идешь прямо на нее. Но, с другой стороны посмотреть, на чем вся наша жизнь держится, что у нас есть в этой жизни? Работа до седьмого пота, кореша и женщины. Вот тебе и весь сказ.

– Да ты, Толик, философ, – улыбнулся Никита.

– Да какое там! – отмахнулся маркони. – Я над этой премудростью чуть не всю жизнь мараковал, вот только теперь, когда пацанка моя родилась, чего-то вроде понял. А кстати, у тебя-то с Варей твоей как? Что-то ты ничего не рассказываешь.

– У нас сын…

Никита не успел закончить фразу, как Толик заключил его в крепкие объятья:

– Ну доктор, ну молодец! Главное, меня упрекает, что я молчу, а сам? Только не гордись, не гордись, что у тебя пацан, девочки – это, брат, знаешь, ювелирная работа. А то тут некоторые позволяют себе глупости говорить: бракодел, мол. А я говорю: не бракодел, а дамских дел мастер. Но речь сейчас не обо мне, – и Толик, тожественно поднявшись, произнес целую речь о семье Максимовых, выразив при этом полное убеждение, что у Никиты и Вари родился будущий профессор, и нет в этом никаких сомнений.

***