– Да ты, как я погляжу, не просто наивный. Ты доверчивый, что намного хуже. Кому ты будешь доказывать, что тебе обещали на словах? Над тобой просто посмеются. Не хочу тебя огорчать, но таких денег ты и близко не увидишь. Заработки полярников стали за последние годы столь ничтожны, что в экспедицию нормальный человек не пойдет. Нам, докторам, еще хоть как-то платят по-божески, а остальные вообще гроши получают. Вот и отправляются зимовать те, кому на материке делать нечего – пьяницы, неудачники, бездельники, короче, опустившиеся на дно людские отбросы.
– Те, кто за бортом, – едва слышно произнес Никита.
Но доктор услышал:
– Что, что ты сказал? – переспросил он. – За каким бортом?
– Те, говорю, кто за бортом жизни оказался и кого, как я понял, никто спасать и на борт возвращать не собирается.
– О, это ты здорово сказал, в самую точку.
– Это не я сказал, – возразил Максимов. – Это сказал один очень хороший и очень несчастный человек. Он в этой жизни заблудился и в итоге согрешил так, что жить дальше не смог. Знал, что у него рак четвертой стадии, купил липовую справку и все же отправился на полюс. Считал, что там, в скалах, ему остаться навечно – самое место.
Доктора помолчали. Каждому было о чем подумать. Остывал чай в стаканах, но говорить не хотелось, уж больно тягостной была тема, которую они сейчас обсуждали. Да и не тема это была вовсе, а их собственная жизнь.
Уже во время второй вахты доктора Максимова в лазарет зашел врач ледокола Колотаев.
– Рад, душевно рад встретить коллегу в добром здравии, – разулыбался он, хотя глаза оставались испытующе холодными. – Ну что, научился на станции «шило» списывать? Так наливай за встречу. Теперь-то поди не только воду пьешь.
Но Никита демонстративно достал три стакана и, как тогда, во время их первой встречи, налил в два стакана воду, в один спирт, который и придвинул врачу с «чистыми руками». Колотаев нахмурился:
– Ты что же, выпить со мной не желаешь? Может, причина какая есть, так ты поведай.
– Да нет никакой причины, – миролюбиво ответил Никита. – Просто спиртное не люблю.
– При чем тут «люблю», «не люблю»? В жизни не поверю, что ты на станции не пил. Хотя бы с морозу, чтоб не околеть.
– Отчего же, пил. И с морозу пил, и когда узнал, что сын родился, тоже немного выпил. Только мне это никакого удовольствия не доставляет.
– А тебе и не предлагаю выпить за удовольствие, я тебе за встречу двух старых друзей предложил выпить. Ведь мы же с тобой друзья…
– Какие же мы друзья, Юрий Федорович, – прямо глядя в глаза собеседнику, возразил Максимов. – Мы видимся-то третий-четвертый раз.
Колотаев уставился на него долгим немигающим взглядом, осушил стакан, дыхнул в рукав, пошел было к двери, но, передумав, вернулся.
– А ты, я погляжу, парень непростой. – В его интонациях сквозили явно угрожающие нотки. – Видать по всему, правду-матку в глаза режешь? Ну вот и расскажи мне, как ты жил на станции, как работал, как с людьми ладил.
Никиту охватила злость. «Да что он мне сделает, стукач этот? Сойду на берег и больше никогда его не увижу».
– А может, я вам лучше напишу, что на станции было? Или сначала надо дать расписку о сотрудничестве? Как полагается?
– Что полагается, какую расписку? – не на шутку рассвирепел Колотаев. – Ты чего себе, сопля зеленая, позволяешь? Сгною! – выпалил он, совсем уже потеряв над собой контроль.
– Товарищ судовой врач. Вынужден занести в вахтенный журнал, что вы оскорбили меня при исполнении мной служебных обязанностей, чем нарушили мое психологическое равновесие и поставили под угрозу здоровье пациентов медсанчасти, – на едином дыхании выпалил Никита.
Колотаев остолбенел. Он не мог произнести ни слова. Еще никогда, ни разу за долгие годы плаванья никто не смел говорить с ним таким тоном, какой позволил себе этот щенок. От неожиданности он растерялся, не мог найти нужных слов, чтобы поставить зарвавшегося нахала на место. Издав какое-то невнятное рычание, он выбежал из лазарета.
Нужно с кем-то обсудить ситуацию, решил он к вечеру. Старпом слишком молод, с «мастером» отношения не складывались, ни в какую не хотел идти на сближение. Но делать нечего – отправился в каюту капитана.
Капитан, покуривая дорогую трубку и выпуская дым ароматного голландского табака, выслушал его внимательно.
– Ты, Юрий Федорович, не торопись, – посоветовал он. – Полагаю, при твоих возможностях тебе не составит труда выяснить, что из себя представляет этот доктор, как его, Максимов. Вот сначала выясни, а потом уже принимай решение. Только учти, если он действительно в вахтенном журнале оставит запись, надо будет реагировать. К тому же ты употреблял в служебном помещении, сам же рассказал, спиртные напитки. Да, оплошал ты, пожалуй.