Человек, земля, хлеб

…Была поздняя пора, когда мы подъехали к огромной поляне, где отдыхали кундравинцы. Вдали чернели горы, а с высоты большой сопки были хорошо видны степные дали, над которыми то и дело вспыхивали огни праздника. Доносились песни, которые не были протяжными и грустными, как в старину, а звучали радостно и по-настоящему весело и задорно. Даже цветы на поляне, и особенно ландыши, пахли очень хорошо. А это, говорят, добрая примета. Быть большим хлебам, большому урожаю в краю седых веков…

А. Федоров СПОР СО СТЕПЬЮ

Дом Маслихова ближе других к степи. Из окон видать степь, весной зеленую, в ручьях, потом седую, когда ковыль, ближе к осени, постареет. Если распахнуть окна в середине лета, в комнаты нанесет запахов цветочной пыльцы.

…Маслихов с утра узнает, какая наметилась погода. Он глядит в окно, исполосованное дождем, и думает, что опять придется все перестраивать на ходу. Ему приходят на память чьи-то слова, что погода — это не расписание поездов. И право, обидно за степь, в которой он прожил много лет. Опять дождь, да какой, до обеда не просохнет!

Он звонит в Марииновку, в Степное.

— Как у вас с погодой? Тоже льет? Надолго ли?

Говорит по телефону негромко, чтобы не разбудить домашних. Советует не ждать солнца. Этого гостя они, видно, так и не допросятся нынешним летом.

Часов в десять Маслихов едет в Бреды. 36-километровая дорога ненадежна от частых дождей. На долгом подъеме машине тяжело.

— Новый бы нам газик, Александр Петрович, — говорит шофер. — Этот уже отходил свое.

— Не заработали мы его еще, Василий. Не дадут.

— А почему бы не рискнуть?

— Хорошо, попрошу, — говорит Маслихов, но Василий чувствует по его голосу, что директор не попросит.

Они долго молчат, каждый думая о своем. Потом Маслихов спрашивает:

— Пойдешь, Василий, на комбайн? Людей у нас не хватает.

— Не пробовал я ни разу, Александр Петрович. Боязно как-то.

— С Ереминым поставим, за ним потянешься. Он не откажет в помощи.

— А вы как, Александр Петрович? С кем будете ездить?

— Чем я сам не шофер? — Маслихов смеется. — Месяца два один поезжу.

— Я не против, — говорит Петренко. — Надо комбайн только успеть облазить, пока время терпит.

— Завтра и переходи.

Они возвращаются в Андреевку во второй половине дня. Под самой деревней, переезжая бродом набухшую от ливней Сынтасты, Петренко спрашивает у директора:

— Когда экзамен, Александр Петрович?

— Скоро, через неделю.

— Ну как, успеете подготовиться?

— Подготовиться? — Маслихов трет ладонями глаза. — Если бы на уме только одни экзамены…

— Завидую вам, Александр Петрович, — говорит Петренко. — В институт поступили. Нашли время.

— Трудно, Василий, — признается Маслихов. — Еду, а в голове каша, не рад, что связался. На ходу бы почитать, да на такой дороге все вытрясет. Тянуться, конечно, буду. Раз взялся — добивать надо.

— Надо, — говорит Петренко. — Все уж знают, что вы студент.

* * *

Мартовским теплым днем в одном чешском кооперативе ждали гостей из Советского Союза. Подошла машина, хозяева окружили невысокого, коренастого парня. У него были черные густые волосы, гладко зачесанные назад, и веселые карие глаза. Он улыбался, крепко пожимал руки.

Его спросили, почему он приехал один, где его товарищи.

— Они сейчас все на заводе, там митинг. Я один в группе ваш коллега, — объяснил Маслихов. — Из деревни, значит. Мне у вас нужно было побывать, дома меня спросят об этом.

У него узнали, что он хочет посмотреть.

— Машины. Все, какие у вас есть. Это по моей части.

— Вы инженер?

— Нет, пока еще нет, — засмеялся Александр Петрович. — Я просто механизатор, комбайнер, тракторист.

Он обошел мастерскую, заглянул в каждый уголок. Задержался возле рабочих, поднимавших какую-то тяжелую деталь. Не раздумывая, помог им. На машинном дворе спросил:

— Можно посидеть на комбайне или на тракторе?

Он сбросил пальто и оглянулся, куда бы положить его. Кто-то из рабочих взял у него пальто. Он обошел комбайн со всех сторон, похлопал его, потом забрался наверх. Оттуда задавал вопросы. Вытащил небольшую записную книжку и что-то записывал в ней.

Спрыгнул на землю, радостно сказал:

— Хорош. Да и вообще тут у вас хорошо. Солнце вон какое, у нас еще зима.

Запрокинул голову, зажмурил глаза. Солнце било ему прямо в лицо. Он не отводил его, точно хотел загореть за эти несколько минут. Золотая звезда с серпом и молотом тоже ловила солнце.

Позже в большой комнате, полной от желающих поговорить с русским, его попросили рассказать о себе, о своем крае. Он встал, взволнованный этой просьбой.

— Рассказывать я не мастер, — сказал Маслихов. — Но попробую. Жаль, что я не привез вам в подарок ковыль. Вы бы сразу поняли, где я живу. У нас в степи много ковыля, и весной он цветет.

Впервые в жизни он говорил так долго. Рассказал о взволновавшем всю страну походе на целинные пустоши. О том, как сам в пятьдесят пятом приехал в брединские степи.

— А Золотую звезду за что получили? — спросили его.

Улыбнулся, словно не знал, что сказать.