Читаем Человек Желания полностью

К чему приводят первые шаги премудрости? К испугу от пороков, скверн, что наполняют землю. Какой безмерный груз должны сносить деяния фундаментальные колонны?

Они – Гераклы истинные, которые поддерживают мiр: дать послабление себе они не могут и на мгновение; в противном случае, уклад моральный мiрa обрушился б, в руины обратившись.

О, люди слабые и развращенные, пред мудростью вступаются столпы за ваши заблужденья; небрежные правители, они за вами и вашими державами следят, которыми не в силах вы ни управлять, ни защищать их.

Но беззакония иного рода исчерпываются вплоть до причиненья смерти, чтоб одолеть их. Над брешью крепости, врагами осажденной, витают слезы и молитвы, и милосердие, и непрестанные усилья всех свойств защитников твердыни: вот состояние, когда ослаблен в человеке грех преступления и лжи.

Немудрено: защитники спокойны средь всех терзаний этих, поскольку страданья сохраняют человека для высшего предела.

Пророки с истинными мудрецами всегда страдали неизбывно. И часто они желали смерти, хоть ни один из них ей и не предавался; являлись ли Архитопелами с Иудами они?

Принесший в жертву сам себя Самсон был вовсе не по преступленью удручен, но от желания спасти народ свой.

Есть ложные мученья, рожденные от преступленья, которое мы совершаем во время прозябанья нашего под игом и, от него избавившись, страдаем.

Утаиванье их для нас фатально: благодаря сему жестокому лекарству, мы, вместо исцеленья, получаем горшие болезни, поскольку еще дальше отступаем от закона.

281

Смотрите, как человеческий язык черты, зажженные собою, образует над всеми сущностями. Смотрите, как он покрывает вселенную своими письменами светлыми. Повсюду растворяет он сгущенную и плотную материю; повсюду он спешит металлы переплавить.

Чего он не коснется, все искры источает, поскольку сам исшел от света и должен царство света умножать.

Ты содрогаешься звенящей медью, когда тебя он поражает, истины противник! Пытаешься ты ясность помрачить его огнем нечистым, и все усилия предпринимаешь, дабы противоборствовать его влиянью.

Но никогда его не превзойдешь ты. Не отразился ли на человеке божественный язык? Не начертал ли он на нем святые и бессмертные письмена? Кто мог бы рассказать его происхожденье?

Кто мог бы описать его, когда на нем запечатлела свое божественное имя святость? Ниц пали небеса от поклонения и изумления пред мощью и величьем Господа. Враг трепетал, и ангельское сердце явилось жизнью поглощенным.

И даже ныне, человек, еще способен твой язык в перо писателя пылающего обратиться, в перо светящееся, гулкое.

Поскольку ты для этой цели появился, то разве не можешь ты извлечь глагол вселенский, рассеянный в безмерности пустынь.

282

Зачем ты мнишь оставленным себя, когда душа твоя страдает? И сможешь ли забвению предать, что очищение тебе необходимо в дольнем мiрe?

И если божественная мудрость интересуется тобой в твоих ошибках, то думаешь, возвышенное состраданье в твоих скорбях к тебе не обратится?

Не знаешь Бога ты, коль мнишь короткою Его десницу, хотя десница Его сердца безгранична. Ты изучи источник здесь сих безнадежных недоразумений.

Не должно нам здесь ни на что ссылаться, ни разоблачаться, ведь мы хороним заживо себя под собранными оболочками иллюзии позора.

Должны мы в дольнем мiрe подвергнуться спасительному испытанью, которое с собой доставим и в иной предел. Тогда уж испытаньям двум сумеем мы подвергнуться однажды, о том не зная, будем ли мы в состоянии их перенести.

Как мы рождаемся? Освободившись от всего! Все наслаждения и блага, к нам поспешающие, являются бесплатным даром, который предоставлен нам: вернее хочется воспринимать его, как приношенье.

И почему бы наших чад нам не рассматривать как некий вид пенсионеров, даваемых нам Богом, для возрастания к Нему?

И ропщем мы, когда приходит жертвенное время, мы, кто в себе не обладали крупицей жертвенного вещества!

Сыны Израиля, не сетуем мы больше на несчастья и от беззакония не плачем, – все это данные ступени нам для восхожденья на алтарь и жертвенный костер до той поры, пока огнь чистый не сойдет на нас, как в пору искупительного жертвоприношенья, и не восхитит нас с собою в жизненный предел.

Хвалите Господа, Израиля сыны; имеем мы нужду лишь в том, чем жертвоприношенья нам творить Ему. Когда же на мгновенье обращать мы прекратим к Нему свои псалмы и жертвоприношенья, виновными пребудем горше татей. Удержим все принадлежащее Ему и предназначенное для святого уклада жертвоприношений, для жертвы искупительной.

Израиля сыны, коль все другие вещества для жертвоприношений не существовали бы для нас, в самих себе бы обрели мы жертву, что для Него явилось бы приятным самым благовоньем. И только не приносите жертвы вы слепых и хромых, но жертвы здравые и постоянные.

283

О, сколько раз писатели твердили об искаженьях первородных, которые вещей начало изменили!

Их книги подчиняют нас воззрению другого человека, тогда как мы должны его черпать лишь в мысли духа.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Этика Спинозы как метафизика морали
Этика Спинозы как метафизика морали

В своем исследовании автор доказывает, что моральная доктрина Спинозы, изложенная им в его главном сочинении «Этика», представляет собой пример соединения общефилософского взгляда на мир с детальным анализом феноменов нравственной жизни человека. Реализованный в практической философии Спинозы синтез этики и метафизики предполагает, что определяющим и превалирующим в моральном дискурсе является учение о первичных основаниях бытия. Именно метафизика выстраивает ценностную иерархию универсума и определяет его основные мировоззренческие приоритеты; она же конструирует и телеологию моральной жизни. Автор данного исследования предлагает неординарное прочтение натуралистической доктрины Спинозы, показывая, что фигурирующая здесь «естественная» установка человеческого разума всякий раз использует некоторый методологический «оператор», соответствующий тому или иному конкретному контексту. При анализе фундаментальных тем этической доктрины Спинозы автор книги вводит понятие «онтологического априори». В работе использован материал основных философских произведений Спинозы, а также подробно анализируются некоторые значимые письма великого моралиста. Она опирается на многочисленные современные исследования творческого наследия Спинозы в западной и отечественной историко-философской науке.

Аслан Гусаевич Гаджикурбанов

Философия / Образование и наука
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука