Человек-звезда. Жизненный путь Гая Юлия Цезаря

14 января 49 года Град на Тибре был, как громом, поражен известием, что Цезарь в ночь с 10 на 11 января, выступив из Равенны, перешел пограничную речушку Рубикон и сходу овладел (без боя) первым италийским городом на своем пути — Аримином (современным Римини). Эта весть вызвала в «столице мира» всеобщее смятение и панику. Ведь вступление проконсула во главе своих войск в Италию было строжайше запрещено законом. «Аlеа jacta est» (или «Jacta est аlеа») — «жребий брошен» — с этими навек вошедшими в историю «крылатыми» словами Цезарь якобы перешел Рубикон. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что занятие им италийского города (пусть даже и без боя) означает начало гражданской войны («самой кровопролитной из всех войн, поскольку в ней сограждане сражаются друг с другом и потому не берут друг друга в плен, так как не могут продать пленных в рабство», по авторитетному мнению Плутарха).

Война Цезаря с Помпеем и «помпеянцами»

В своем безумном ослеплении сенатская олигархия, вероятно, тешила себя иллюзией, что, узнав о вторжении Цезаря, вся законопослушная Италия, от мала до велика, поднимется на борьбу с дерзким мятежником. Однако рьяные защитники республиканского строя (во всяком случае, на словах), к своему величайшему разочарованию, скоро убедились в том, что италийские города реагируют на их пламенные призывы крайне сдержанно. Засевшая в Риме немногочисленная клика республиканцев-радикалов отнюдь не пользовалась симпатией и поддержкой правящих состоятельных слоев италийских муниципиев, а совсем наоборот. В муниципиях надеялись получить от мятежного Юлия гораздо больше благ, чем от давным-давно отставших от времени проводников узколобо-эгоистичной политики. Никто из италийцев не стремился вмешаться в разразившийся вооруженный конфликт между оруженосцем наживавшихся на ростовщических спекуляциях «новых римских» богачей, с одной стороны, и оруженосцем упорно цеплявшейся за уходящую от нее власть разорившейся родовой землевладельческой знати, с другой, предпочитая придерживаться принципа «это не наша война». Помпей хвастливо заявил, что, стоит ему только топнуть — и из италийской земли вырастет бесчисленное войско, как из зубов дракона в греческих мифах об основателе семивратных беотийских Фив — Кадме — и о Золотом руне. На деле же на призыв «покорителя Востока» не откликнулся ни один из его, Помпея, легионов. Мало того! Все легионы Помпея, стоило самому Магну в панике бежать из Рима, довольно скоро присоединились к Цезарю, одержавшему победу над своим хваленым соперником без единого взмаха меча. Впрочем, это случилось несколько позже.

Пока же Гай Юлий, привычный к победам, во главе своего единственного легиона, форсированными маршами спускался с севера на юг вдоль густонаселенного восточного, Адриатического побережья Италийского «сапога», непрерывно усиливая свой авторитет и свою армию, за счет вливавшихся в нее все новых добровольцев, в том числе и перебегавших к нему от Помпея. Наращивание сил Цезаря шло как бы по принципу «снежного кома». Через два месяца после перехода через Рубикон Гай Юлий стал господином всей Италии.

А что же Помпей Магн? «Покоритель Востока», прославленный военачальник, с которым связывала все свои надежды партия «неподкупного» Катона, решил покинуть «главу мира», «отойти на новые, заранее подготовленные позиции». «Великий» явно не оправдал своего прозвища и шедшей о нем славы, оказавшись на поверку никуда не годным полководцем. И это было, пожалуй, сильнейшим шоком из всех шоков, испытанных в первые недели 49 года «Градом и миром». Разумеется, у Магна были свои планы на будущее. Он намеревался, отдав на время Цезарю Италию и опираясь как на имевшуюся у него на Востоке могущественную и многочисленную клиентелу, так и на свои войска, дислоцированные в Испании, собраться с силами, возвратиться на Апеннины и раздавить несносного смутьяна, как гнилой орех. Незадолго до подхода армии Цезаря к южноиталийскому порту Брундизию (в котором когда-то было положено начало головокружительной карьере «Великого», очень вовремя приведшего туда набранное им войско на помощь высадившемуся в Брундизии Сулле), Помпей успел отплыть оттуда в Грецию набирать новые войска. Естественно, не в одиночку, а в сопровождении нескольких своих «кадрированных» легионов и целой «армии» сенаторов. Помпей вовсе не был намерен сдаваться.

Тем не менее, Цезарь выиграл первый раунд военно-политической борьбы. А его недруги-«оптиматы» этот раунд бесславно и позорно проиграли…