Впрочем, когда «мулы» Цезаря добрели, наконец, до Брундизия, и узнали, что их «дукс» уже взошел на корабль и отплыл под всеми парусами в Грецию, настроение «старых ворчунов» сразу переменилось. Огорошенным этим известием воинам мнилось, что без Цезаря они совсем пропали. «Они бранили себя, называли себя предателями своего императора, бранили и начальников за то, что те не торопили их в пути (хотя те их вообще-то торопили! —
Часть третья
Излёт
1. Эпирская война
Гней Помпей всегда был крайне (если не чрезмерно) осторожен. Вот и теперь «Великий», позаботившись о создании промежуточных баз в стратегически важных точках, перенес свою главную ставку с побережья Адриатического и Ионийского моря в Берою близ Фессалоники (современных Салоник) на Эгейском море. Триста (если не гораздо больше) кораблей флота победителя киликийских пиратов господствовали над Адриатикой, и потому он был полностью уверен в своей неуязвимости со стороны моря. Помпей стал неторопливо стягивать войска для контрудара с целью отвоевания у Цезаря Италии.
Прославленный полководец собрал под своими орлами весь Юг и Восток Римской «мировой» державы. Вспомогательные войска преданных Помпею вассальных царей эллинистического Востока увеличили состоявшую из девяти полностью отмобилизованных римских легионов армию «героя восточных походов» на четыре тысячи легковооруженных воинов и на семь тысяч всадников. Тесть Помпея — «суперзнатный» Метелл Сципион — привел на помощь своему знаменитому зятю из Сирии еще два легиона, сформированные из остатков разгромленной армии Красса, по милости богов счастливо избежавших смертоносных стрел и копий победителей-парфян.
Помпей не сомневался в своей итоговой победе над «потомком Венеры». Правда, порой ему казалось, что у него появилось слишком много непрошеных советчиков и консультантов, не все из которых разбирались в военных вопросах.
Гней Помпей Магн — защитник Римской олигархической республики
Бежавшие вместе с Помпеем в Грецию из Италии сенаторы сочли необходимым учредить на новом месте, в Фессалонике, свой собственный сенат, и сразу же, «с места в карьер», попытались подчинить Магна своем влиянию. Военный совет «Великого» состоял не только из его собственных боевых соратников, но и из целого ряда гражданских лиц, постоянно докучавших ему своими советами, которые военачальник был вынужден выслушивать, чтобы ненароком не обидеть кого-либо из этих важных господ. Магну оставалось лишь мечтать о полновластии, с которым его соперник Цезарь мог распоряжаться и командовать своими легионами. Не менее упрямым и жестоковыйным, чем непрошеные советчики сенаторского звания, был и «ясновельможный» тесть Помпея, также любивший разыгрывать из себя знатока военного дела. Одним словом, в штабе «помпеянцев» шла постоянная борьба компетенций, и знатные господа, с важным видом разгуливавшие по военному стану в своих белоснежных тогах и туниках с широкими пурпурными полосами, как по своему родному Палатину или Капитолию, хвастливо заявлявшие, что вот-вот покончат с непокорным Гаем Юлием, так что и следа от него не останется, ожидая от Помпея, что он обеспечит им привычный столичный уровень жизни, достойный восточных сатрапов, постоянно донимали Магна просьбами и жалобами на нехватку то того, то другого.
Единственными людьми, на которых Помпей мог всерьез положится и на чью поддержку он мог всерьез рассчитывать, были два его легата — Петрей и Афраний, плененные Цезарем в Испании и отпущенные им затем на волю, да еще опытный в военном деле Лабиен, пытавшийся играть при Помпее роль, выражаясь современным языком, начальника Генерального штаба, чей перенятый от Цезаря, основанный на быстроте принятия и претворения в жизнь решений, стиль военного руководства совершенно не соответствовал преимущественно оборонительной тактике предельно осторожного «Великого».
Не сомневающийся в успехе Гай Юлий Цезарь
Лабиена многие порицали за его «измену» Цезарю. В оправдание многолетней «правой руки» представляется необходимым сказать, что Тит Лабиен, будучи родом из Пицена — вотчины Помпея — служил верой и правдой Цезарю до тех пор, пока Гай Юлий был союзником Магна. Когда же союз между Цезарем и Помпеем распался, Лабиен возвратился к последнему, как верный, порядочный и преданный клиент — к своему патрону. Достаточно распространенные, хотя и чисто умозрительные, построения, рассуждения и предположения, что Лабиеном якобы двигали обида на Цезаря, неутоленная жажда славы и чувство личной мести за некие причиненные ему Гаем Юлием обиды, представляются автор настоящего правдивого повествования лишенными серьезных оснований.