Сложившаяся ситуация была более чем критической. Цезарь допустил огромный просчет, который казался многим даже роковым для Гая Юлия. Если бы Помпей сейчас «схватил Фортуну за косу», с его противником было бы покончено раз и навсегда. Но Помпей этого не сделал. Он продолжал дожидаться подхода двух сирийских легионов, дожидаться наступления весны, дожидаться окончательного истощения сил воинов своего недруга вследствие голода, деморализации, изнурения, болезней. Дождавшись наступления этого долгожданного и неизбежного, по мнению «героя восточных походов», момента, Помпей надеялся сорвать созревший плод победы без единого взмаха гладия, без единого броска пилума, одним движением руки. Так нерешительный и пассивный Помпей упустил представившуюся ему возможность уничтожить Цезаря. Между тем Цезарь, мучимый безвыходностью своего положения, решился на отчаянно-смелый шаг. Переодевшись рабом, он ночью взошел на борт тайно нанятого им небольшого корабля и попытался неузнанным добраться до Брундизия, невзирая на бороздившие море многочисленные неприятельские корабли, чтобы поторопить свои медлившие с переправой резервные войска. Попытка оказалась неудачной. Течением реки Аоя корабль (или, точнее говоря — довольно утлый, всего двенадцативесельный, челн) уносило в море, но утренний материковый ветер, обычно успокаивавший течение в устье реки, уступил натиску сильного морского ветра, задувшего ночью. Император, рискуя жизнью, все-таки пытался, вопреки разбушевавшейся стихии, выйти в море, и, раскрыв свое инкогнито, приказал поворачивать назад лишь после того, как чудом избежал кораблекрушения. Тогда-то он якобы и вселил мужество в павшего духом кормчего своего кораблика вошедшими в историю «крылатыми» словами: «Не бойся ничего: ты везешь Цезаря и его счастье». Вопрос, действительно ли Гай Юлий даже в сложившейся ситуации все еще продолжал верить в то, что ему по-прежнему сопутствует счастье, относится к числу вопросов, на которые у автора настоящей книги нет четкого и ясного ответа. Поскольку данная попытка Цезаря «схватить Фортуну за косу» очень напоминала жест отчаяния. Но гений Гая Юлия, хранивший его с самого рождения, и здесь не подкачал.
Пока Цезарь боролся с разыгравшейся водной стихией, умер его недруг Бибул. Сразу же после смерти Бибула в установленной им морской блокаде появились, так сказать, прорехи или бреши. Энергичный Марк Антоний, в свою очередь, «схватив Фортуну за косу», воспользовался представившейся ему возможностью и 27 мая высадился со второй частью «цезарианской» армии — тремя легионами и восемью сотнями конников — у Нимфея, благополучно пережив шторм, отогнавший его корабли поначалу на север, и с большим трудом оторвавшись от преследовавшего его «помпеянского» флота близ Родоса — «острова роз».
Оба противоборствующих полководца увидели со своих позиций на южном берегу реки Аой, проплывшие мимо корабли Антония. Они тут же снялись с позиций. Помпею было идти не так далеко, но он совершил грубейшую ошибку. А именно — затаился в засаде. Марк Антоний, уже успевший высадиться со своими войсками, связался с Цезарем, и тот поспешил, обойдя позицию «помпеянцев», соединиться со своим легатом, в районе современной столицы Албании — Тираны, чему Помпей, располагавшийся между войском Антония и войском Цезаря, не смог помешать.
Марк Антоний
Теперь положение «цезарианцев» стало более выигрышным. Помпей в очередной раз упустил уникальный шанс, от которого зависел весь успех его дела. Цезарь, совершив обходный семидесятикилометровый марш по холмистой местности, вышел в район между Диррахием и войском Магна. Опасаясь за свою базу, расположенную в сорока километрах, Помпей отступил и возвратился на свои прежние позиции под Диррахием. Тогда Гай Юлий приял парадоксально-смелое решение — окружить и блокировать войско «Великого», которое было не только многочисленнее его собственного войска, но легко могло снабжаться всем необходимым по морю или в любое время беспрепятственно погрузиться на корабли и уйти. Нет, не зря «наше всё» Александр Сергеевич Пушкин писал, что «гений — парадоксов друг!» Цезарь начал окружать армию «героя восточных походов» со стороны материка. Опять легионеры Гая Юлия начали строить земляные укрепления, как в свое время — под Алезией, опять они соорудили огромную, длиной в двадцать пять километров, контрвалационную линию, против которой Помпей соорудил свою, двадцатидвухкилометровую, внутреннюю линию укреплений. Хотя лагерь Помпея не был отрезан Цезарем со стороны моря, в стане сенатской армии вскоре стала ощущаться нехватка провизии, а главное — фуража. В описываемое время года Адриатическое море все еще достаточно опасно, и потому было неясно, подойдут ли транспортные корабли с провизией и фуражом, а если подойдут, то когда.
Скелет — аллегория смерти — на римской мозаике