Человек-звезда. Жизненный путь Гая Юлия Цезаря

Не говоря уже о том, что именно под командованием Цезаря Лабиен сколотил себе из галльской добычи огромное состояние. Тем не менее, жизнь свою Лабиен отдал все-таки не за дело Цезаря, а за дело своего «природного господина» — Помпея.

К началу зимы Помпей был, так сказать, во всеоружии, ожидая, для подачи сигнала к контрудару по Италии, лишь подхода двух легионов из Сирии. «Великий» отправился на побережье Адриатики, чтобы проследить за тем, как его армия занимает исходные позиции для весеннего наступления. Помпей чувствовал себя в полной безопасности, поскольку дорога через Иллирию в описываемое время года считалась непроходимой, а бушующее штормовое море (был самый разгар сезона зимних бурь) совершенно справедливо представлялось Магну гораздо более серьезным водным препятствием на пути неприятеля, чем мелкая и узкая речушка Рубикон, преодоленная «потомком Венеры» безо всякого труда.

Еще до прибытия «помпеянцев» в приморский эпирский город Диррахий, или Дуррахий (современный албанский Дуррес), где они собирались расположиться на зимние квартиры, в стане «Великого» появился Вибулл Руф, которого Цезарь пленил в Испании и оставил себя, с намерением использовать в качестве переговорщика. Руф известил Помпея о высадке Цезаря в районе Акрокеравнских гор.

Волчица, Ромул и Рем на римской печатке

Своей неожиданной высадкой Цезарь добился эффекта внезапности, но не более того. Ибо на этот раз Гай Юлий в своем нетерпении допустил серьезную тактическую ошибку. Эта оплошность едва не стоила ему головы. «Потомок Венеры» отплыл из Брундизия с семью успевшими подойти к указанному сроку легионами на кораблях еще не полностью собранного им флота, оставив на берегу буквально все, кроме предметов крайней необходимости. Вечером 4 января корабли «потомка Венеры» снялись с якоря, сумев, под покровом мрака и тумана, проскользнуть не замеченными мимо кораблей мощных военно-морских сил Помпея и появиться утром 5 января на рейде Палесты — прибрежного города на самом севере эпирской области Хаонии. Войска сошли на берег, корабли были отосланы назад за подкреплениями, которые Марк Антоний, по приказу Цезаря, должен был подвезти как можно скорее.

Однако Бибул — давний недруг Гая Юлия — стоявший на рейде острова Керкиры с флотом в количестве ста десяти «помпеянских» кораблей, напал на возвращавшийся в Италию порожний флот Цезаря и потопил его. Раздосадованный тем, что не сумел перехватить прошедшей ночью корабли противника с войсками на борту, Бибул, несмотря на непогоду, сумел организовать весьма эффективную морскую блокаду акватории от острова Керкиры до Истрии — крупнейшего полуострова Адриатического моря — через которую не смог прорваться ни один неприятельский корабль. Гай Юлий создал плацдарм, но подкрепления все не подходили. Цезарь оказался в безнадежном, как казалось всем (включая, может быть, и его самого) положении перед лицом многократно превосходящих сил противника.

При этом Цезарь допустил еще и вторую серьезную ошибку. По своей старой привычке вести одновременно и военные действия, и переговоры, он направил Вибулла Руфа с дипломатической миссией к Помпею, благодаря чему Помпей узнал о высадке своего соперника на материке. Вместо того, чтобы, как обычно, использовать переговоры для выигрыша времени, Цезарь в данном случае добился прямо противоположного эффекта. Помпей беспримерно (по крайней мере — для него) форсированным маршем повел свою армию к Диррахию и успел прибыть туда еще до прибытия Цезаря. План Цезаря ошеломить подходящего к Диррахию «Великого» видом поджидающих его же на подготовленных позициях «цезарианцев» с треском провалился. «Потомку Венеры» пришлось отступить в южном направлении, за реку Аой (Генуза) и окопаться там. Помпей последовал за ним.

Профиль Гнея Помпея Магна на монете, отчеканенной его сыном Секстом Помпеем

Два свирепых «тигра» (или «льва», как кому больше нравится) на протяжении двух месяцев следили друг за другом, оставались на своих позициях. Помпей — в полном сознании своего превосходства, бесперебойно снабжаемый всем необходимым как по суше, так и по морю, выжидая подходящего момента для смертельного прыжка. Цезарь — постоянно нервничая, не зная, когда же подойдет и подойдет ли к нему подкрепление, полный тревожного нетерпения, загнанный не осмотрительностью неприятеля, а своей собственной неосмотрительностью на чрезвычайно невыгодную позицию. В распоряжении его противника находились припасы всей округи. То, что он не смог взять с собой, он уничтожил. Легионерам Цезаря приходилось выкапывать из земли, считавшиеся съедобными корни, которые они растирали на своих ручных мельницах, смешав с водой и молоком, в жидкую кашицу, и с грехом пополам утолять этой кашицей (из которой они иногда лепили нечто вроде хлебцев, или же лепешек) люто терзавший их голод, поскольку у них больше не оставалось зернового хлеба. Сытым и хорошо вооруженным воинам Помпея легионеры Цезаря напоминали диких зверей, невосприимчивых к голоду и потому вдвойне опасных.