Человек-звезда. Жизненный путь Гая Юлия Цезаря

Легионы Гая Юлия уже не были такими же боеспособными, как прежде (что выяснилось еще в ходе военных действий на африканском «фронте»). В отличие от «цезарианцев», «помпеянцы» поставили на карту все, зная, что им остается либо победить, либо погибнуть. «Контрактники» Цезаря заколебались было под отчаянным натиском последних борцов за дело республики, чей моральный дух все еще не был сломлен. Хотя Десятый легион прорвал на правом фланге строй республиканцев, фронт «цезарианцев» в центре грозил рухнуть в любое мгновение. Ряды «старых ворчунов» смешались. Гай Юлий, далеко уже не молодой, однако, как и в свои лучшие, былые годы, с мужеством отчаяния, рискуя жизнью, с мечом в руке занял место в первом ряду (став «принцепсом», то есть — первым в солдатском строю — в полном смысле этого слова) и тем самым добился перелома (как в настроении своих заколебавшихся было «старых ворчунов», так и в судьбе сражения, кампании и всей войны). Наконец, когда Тит Лабиен, с частью своего резерва, попытался воспрепятствовать обходному маневру конницы Цезаря, «цезарианцы» прорвали фронт «помпеянцев» в образовавшемся слабом месте, решив судьбу сражения в пользу Гая Юлия. И снова легионеры Цезаря устроили жестокую бойню своих противников — не только на поле брани, но и в стенах взятого ими «на копье» города Мунда.

Золотая монета Гая Юлия Цезаря

Доблестный Тит Лабиен погиб в бою. Его отрубленную голову доставили Цезарю (как в свое время — голову Помпея). Диктатор повелел ее торжественно похоронить. Следовательно, Гай Юлий проявил большее великодушие к своей бывшей «правой руке», возвратившейся к Помпею и тем самым восстановившей свои прежние отношения с Магном (как верного клиента — со своим патроном, служа ему, своему прежнему, «природному», господину и хозяину, неизменно преданно и энергично, «до последнего»), чем позднейшие моралисты, не стававшие осуждать гениального ученика Цезаря за «измену». Вскоре Цезарю принесли и голову старшего сына Помпея — Гнея Старшего. Младшему сыну Магна — Сексту — удалось бежать.

После победы над «помпеянцами» при Мунде Цезарь в приливе откровенности признался соратникам, что часто сражался за победу, теперь же впервые — за свою жизнь. Принимая во внимание важность одержанной победы, Гай Юлий решился отпраздновать в честь нее в Риме еще один, пятый, Испанский, триумф, хотя вызвал тем самым осуждение и порицание со стороны многих сограждан и даже друзей.

Как писал старик Плутарх: «Отпразднованный по случаю победы (над республиканцами в Испании — В. А.) триумф, как ничто другое, огорчил римлян. Негоже было Цезарю справлять триумф над несчастиями отечества, гордиться тем, чему оправданием перед богами и людьми могла служить одна лишь необходимость. Ведь Цезарь победил не чужеземных вождей и не варварских царей, но уничтожил детей и род человека, знаменитейшего среди римлян, попавшего в несчастье (Гнея Помпея Магна — В. А.). Вдобавок, прежде сам Цезарь ни через посланцев, ни письменно не сообщал о своих победах в гражданских войнах, но стыдился такой славы.»

Возможно, Цезарь своим Испанским триумфом хотел заранее приучить своих сограждан к мысли, что его, Гая Юлия, враги суть одновременно и враги Римского «общего дела»…

Еще в Испании Гай Юлий примирился с Марком Антонием, прибывшим к нему из Нарбона. Цезарь ни единым словом не попрекнул расточительного повесу сделанными тем многомиллионными долгами. Ведь польза, приносимая Цезарю Антонием, стоила любых денег…

Наконец-то у Гая Юлия не осталось ни одного соперника во всей Римской «мировой» державе. Возведенный сенатским указом в ранг пожизненного диктатора, с неограниченным правом назначать кандидатов на все, в том числе — самые важные — магистратуры, освобожденный своим саном от необходимости подчиняться «вето» народных трибунов (той самой демократической власти, которую сам Цезарь так часто использовал для осложнения жизни враждебных ему, Цезарю, пока он был еще не «на верху», властей республики) — чего он мог еще пожелать в этой жизни? Личность диктатора была объявлена неприкосновенной. Серебряный (не золотой, в отличие от триумфального) лавровый венок, который сенат позволил Цезарю носить постоянно, прикрывал лысину, столь огорчавшую «потомка Венеры» (хотя ему была, конечно же, известна римская пословица «Лысина — не порок, а свидетельство мудрости»)…

На всем пространстве Римской «мировой» державы воцарился долгожданный мир. Работы у Цезаря было воистину — край непочатый.

13. Как нам обустроить республику?