Человек-звезда. Жизненный путь Гая Юлия Цезаря

Однако нервам тираноубийц предстояло в тот зловещий день еще не раз пройти испытание на прочность. По пути в курию Помпея диктатора не раз останавливали. Некий ученый грек Артемидор передал Гаю Юлию свиток с настоятельной просьбой срочно и без свидетелей ознакомиться с его содержанием. Свиток якобы содержал достоверные сведения о заговоре и о заговорщиках. Однако Цезарю помешали заглянуть в этот свиток. Окруженный многочисленными просителями, занятый беседой с друзьями и знакомыми, он все никак не мог зайти в курию. Ожидавшие его там заговорщики сидели, как на иголках или как на раскаленных углях, опасаясь, что их план может быть в любое мгновение раскрыт.

Требоний шуточками и анекдотами задерживал Марка Антония, своего старого боевого товарища, у дверей зала заседаний, ибо вся шайка тираноубийц побаивалась недюжинной физической силы и личной храбрости воинственного консула.

Наконец Цезарь воссел на своем золотом «тронном» кресле. Как и было заранее условлено, к нему приблизился Туллий (или Тиллий) Кимвр (Кимбр, Цимбр, Цимвр) с прошением о помиловании его изгнанного по указу диктатора брата.

Когда Гай Юлий отклонил прошение, все заговорщики поднялись с мест, приблизились и окружили кресло Цезаря, присоединяя свои просьбы о помиловании изгнанника к просьбам Кимвра. Тот схватил Цезаря за тогу и обнажил шею «потомка Венеры», что и было условленным знаком. Публий Каска пырнул Цезаря сзади кинжалом то ли в шею, то ли в затылок (здесь данные источников расходятся). Однако террорист был слишком возбужден, чтобы нанести смертельный удар. Раненый Цезарь обернулся и с криком: «Каска, злодей, что ты делаешь?» (или: «Каска, злодей, да ты что?») пронзил руку террориста единственным имевшимся у него «оружием» — стальным писчим грифелем-«стилем». И тогда все высокородные душегубы выхватили из-под латиклав спрятанные там кинжалы и мечи.

Гибель Цезаря от рук заговорщиков-республиканцев их числа сенаторов в день мартовских ид (15 марта) 44 года до Р. Х.

Утверждают, что, увидев среди убийц и Брута, Цезарь прекратил сопротивляться, накрыл голову полой тоги и молча дал убийцам исколоть себя клинками. Некоторые авторы приписывают умирающему горестный возглас: «И ты, Брут!» (или даже: «И ты, Брут, сын мой!», либо: «И ты, дитя мое!»), вошедший в анналы римской и мировой истории. Великий Плутарх излагает события несколько иначе и, вероятно, более реалистично, более близко к истине. Согласно биографу из Херонеи, заговорщики, стремившиеся непременно все без исключения принять участие в заклании диктатора (как ритуальной жертвы на алтарь свободы), «повязать себя кровью», теснясь вокруг пронзаемого вновь и вновь клинками, мечущегося в агонии Гая Юлия, мешая друг другу достать его мечом или кинжалом, в суматохе наносили раны не только Цезарю, но и друг другу, так что никто из них уже не знал, чью кровь кто из них проливает. А пораженные ужасом сенаторы, не вовлеченные в заговор, сидели, как парализованные, на своих местах, пугливо вслушиваясь в предсмертные вопли диктатора, который, многократно раненный в лицо и в глаза, корчился, как жертвенное животное, под руками убийц, залитых его и своей собственной кровью…

Место в римском сенате, на котором был, по преданию, заколот «тираноубийцами» Цезарь

Осматривая зверски обезображенный «борцами за свободу» труп Гая Юлия, его личный врач обнаружил на теле диктатора двадцать три колотые раны (из которых якобы лишь одна единственная оказалась смертельной)…

Свершив свое кровавое «общее дело», убийцы оставили труп закланной ими во имя свободы жертвы лежать у подножия восстановленной по приказу Цезаря статуи Помпея «Великого», как бы восторжествовавшего (пусть даже посмертно) над тем, кто его победил при Фарсале.

Брут, залитый кровью, как и все его подельники, обратился было с речью к сенату, однако при первых же звуках его, надо думать, хорошо поставленного голоса, охватившее «отцов, занесенных в списки» при виде убийства оцепенение прошло, и «патрес конскрипти» в панике разбежались. Курия Помпея мигом опустела…

Между тем, известие о разыгравшейся на заседании сената кровавой драме распространилось по Городу. Положение стало критическим. Жители Рима спешили забаррикадироваться в домах. Испуганные не меньше своих сенаторов и прочих сограждан, заговорщики, громкими криками возвещая «Граду и миру» о совершенной ими «народной расправе над тираном», заняли Капитолий и тоже там забаррикадировались.

Только Марк Антоний и Эмилий Лепид (своевременно сбежавшие от заговорщиков), осмелились теперь вернуться в опустелую курию Помпея и приблизиться к трупу диктатора, весь день пролежавшему на залитом кровью полу перед статуей «Великого».

Судьба республики по-прежнему висела на волосе. Заговорщики возблагодарили богов за дарованную им удачу в благородном деле возвращения Риму свободы, но не знали, что им делать дальше с этой свободой…

22. Завещание Цезаря