Ждать ему пришлось недолго. «Его» избиратели, простой люд «Вечного» Рима, «мелкая сошка», «презренная чернь», «голь перекатная», безмозглая и безропотная «чернядь» (говоря по-древнерусски), «черная кость», в чьих глазах притеснения Цезаря «оптиматами» только придали ему популярности, никем не званный и не прошенный, не с просьбою, а с «грозьбою» собрался перед его домом и в ходе бурного «массового митинга» заверил своего любимца в поддержке им, народом Рима, законного требования Цезаря вернуть ему магистратуру, на которую он был избран не сенатом, а народом (совсем по трибуну Лицинию Макру!). Он так нравился простолюдинам, что не было никаких оснований сомневаться в их готовности иди за ним и с ним до конца, ради него весь Рим вверх дном перевернуть. Что даже напугало Цезаря. Ибо он вовсе не намеревался становиться «Катилиной номер два», очередным политическим неудачником, чья печальная судьба все еще была свежа в его памяти. Цезарю, популисту-карьеристу, не было никакого резона становиться народным героем, чьи лавры (скорее всего — окровавленные) никак не могли способствовать его успешной политической карьере. Популярность (то есть, в переводе с латыни, буквально «народная любовь») интересовала «потомка Венеры» лишь как средство оказания давления на врагов его партии. И потому он мог обратить верность ему народа себе на пользу, лишь манипулируя и злоупотребляя этой верностью. Он утихомирил своих разгоряченных приверженцев дружелюбными словами и убедил их разойтись по своим отсыревшим, обомшелым, кишащим крысами, мышами, блохами, мокрицами, клопами, многоножками и прочими «мирскими захребетниками» инсулам (если «уважаемые граждане» проживали в «кварталах массовой застройки») или лачугам (если они проживали в «частном секторе»). Этим ловким ходом Цезарь мгновенно добился успеха, на который рассчитывал. Впечатленный проявленной им образцовой лояльностью, сенат, спешно созванный по поводу стихийного митинга перед домом Гая Юлия, выразил ему благодарность через «лучших своих представителей». «Потомка Венеры» пригласили в сенатскую курию, «расхвалили в самых лестных выражениях» и, отменив прежний приказ о лишении Цезаря претуры, полностью восстановили Гая Юлия в должности претора Города. Что убедительно свидетельствует о по-прежнему испытываемом «оптиматами» прямо-таки паническом страхе перед массовыми беспорядками и вообще, перед плебсом. «Поэтому и Катон, сильно опасаясь восстания неимущих, которые, возлагая надежды на Цезаря, воспламеняли и весь народ, понимал: смута шла от самых низов римского общества —
20. Скандал в благородном семействе
Между тем в доме Цезаря разразился скандал, напрямую связанный с римской государственной религией, и потому особенно неприятный для Гая Юлия, являвшегося не только претором Города на Тибре, но и Верховным жрецом (о чем уважаемый читатель, наверно, еще не забыл). Эта крайне неприятная история лила воду на мельницу его противников. Тем не менее, Цезарю, со свойственной ему находчивостью, ловкостью и изворотливостью, далось не только сохранить лицо, но и обратить случившееся себе же на пользу.
Скандал произошел во время празднества в честь некоего таинственного женского божества по имени Благая (Добрая) Богиня, или, по-латыни — Bona Dеа, отмечаемого в 62 году в доме Цезаря. Бона Деа отождествляется некоторыми учеными с древней римской богиней Фавной (Фауной), изначально бывшей покровительницей животных (другие же считают, что ее культ был заимствован римлянами из Греции). В любом случае, Бона Деа почиталась как покровительница женщин, испрашивавших ее помощи при несчастьях и болезнях. В Риме она была известна еще со времен войны «энеадов» с италийской колонией греков Тарентом (призвавшей на помощь царя Пирра Эпирского в 272 году до Р. Х.); следовательно, представляется вполне возможным, что Благую Богиню стали почитать в Риме действительно благодаря контактам с греками. Главное, однако же, не в том, заимствовали ли римляне культ Благой Богини у греков или нет, а в том, что поклонялись ей, по крайней мере, в Риме времен Цезаря, женщины, и только женщины. Место проведения посвященного ей «феминистского» (выражаясь по-современному) праздника менялось ежегодно. В своем жизнеописании Цезаря Плутарх пишет об особенностях и характере культа Доброй Богини и празднеств в ее честь следующее:
Благая (Добрая) Богиня