Человек-звезда. Жизненный путь Гая Юлия Цезаря

«У римлян есть богиня, которую они называют Доброю, а греки — Женскою. Фригийцы выдают ее за свою, считая супругою их царя Мидаса, римляне утверждают, что это нимфа Дриада, жена Фавна, по словам же греков — она та из матерей Диониса (греческого бога вина и виноделия, аналога римского Отца Либера, Вакха, или Бахуса — В. А.), имя которой нельзя называть. Поэтому женщины, участвующие в ее празднике, покрывают шатер виноградными лозами, и у ног богини помещается, в соответствии с мифом, священная змея. Ни одному мужчине нельзя присутствовать на празднестве и даже находиться в доме, где справляется торжество; лишь женщины творят священные обряды, во многом, как говорят, похожие на орфические. Когда приходит день праздника, консул или претор, в доме которого он справляется, должен покинуть дом вместе со всеми мужчинами, жена же его, приняв дом, производит священнодействия. Главная часть их совершается ночью, сопровождаясь играми и музыкой». В таких бесхитростных выражениях Плутарх повествует об этом культе. Просто поразительно, насколько его описание отличается от того, что приводит римский поэт-сатирик Ювенал в своей знаменитой Шестой сатире. Поскольку Плутарх и Ювенал были современниками, то, либо женщины представлялись им в совершенно разном свете, либо эти авторы пользовались источниками, относящимися к разным эпохам. Ювенал описывает праздник Доброй Богини с таким отвращением, что автор настоящего правдивого повествования может лишь отметить, но не объяснить различие между двумя описаниями. Вот фрагмент Шестой сатиры Ювенала с описанием праздника Доброй Богини:

«Знаешь таинства Доброй Богини, когда возбуждают
Флейты их (женский — В. А.

) пол, и рог, и вино, и менадыПриапа[66].
Все в исступленье вопят и, косу разметавши, несутся:
Мысль их горит желаньем объятий, кричат от кипящей
Страсти, и целый поток из вин, и крепких и старых,
Льется по их телам, увлажняя колени безумиц.
Здесь об заклад венка Савфея бьется с девчонкой
Сводника — и побеждает на конкурсе ляжек отвислых,
Но и сама поклоняется зыби бедра Медуллины:
Пальма победы равна у двоих — прирожденная доблесть!
То не притворства игра, тут все происходит взаправду,
Так что готов воспылать с годами давно охладевший
Лаомедонтов сын, и Нестор[67] — забыть свою грыжу:
Тут похотливость не ждет, тут женщина — чистая самка.
Вот по вертепу всему повторяется крик ее дружный:
„Можно, пускайте мужчин!“ — Когда засыпает любовник,
Женщина гонит его, укрытого в плащ с головою.
Если же юноши нет, бегут за рабами; надежды
Нет на рабов — наймут водоноса: и он пригодится.
Если потребность есть, но нет человека, — немедля
Самка подставит себя и отдастся ослу молодому».

Насчет «молодого осла» — это, возможно, поэтическое преувеличение, сознательно допущенное Ювеналом для усиления эффекта (ведь время Апулея с его «Золотым ослом», сиречь «Метаморфозами», еще не наступило), но все-таки… Как говорится, «почувствуйте разницу!..» Расхождения в сообщениях античных авторов о характере и происхождении культа Благой Богини указывают на глубокую древность этого женского божества, не вошедшего в традиционный канон олимпийских богов. Змея у ног Доброй Богини также указывает на то, что она была древней Богиней-Матерью, одной из матриархальных первобытных форм почитания Женщины, характерных для известных нам древнейших культур. В пантеоне римских богов, имевшим ярко выраженный мужской, маскулинный, характер римской государственной религии ей явно не было места. Не случайно ее празднества-таинства совершались исключительно женщинами, при полном отсутствии мужчин.