Человек-звезда. Жизненный путь Гая Юлия Цезаря

Немаловажным представляется автору настоящего правдивого повествования также указание Плутарха на «орфический» характер обрядов в честь Доброй Богини, сопровождаемых «играми и музыкой». Очевидно, в этих женских празднествах, по крайней мере, в их разгаре, присутствовал ярко выраженный оргиастический элемент, вводивший их участниц в темные сферы мифического происхождения и, тем самым — способствовавший их внутреннему раскрепощению, расширению сознания, освобождению от комплексов — всему, что строгим моралистам «староримского закала и пошиба» представлялось одним лишь бесстыдством и распутством. Все эти особенности, присущие женскому празднеству, на котором рекой лилось вино (благочестиво именуемое «молоком Благой Богини») сделали его удобным поводом для осуществления дерзкого плана, вынашиваемого одним молодым легкомысленным повесой-нобилем.

Женский ритуальный танец

Публий Клодий Пульхр (по-латыни: «Красавец»), из молодых да ранний, одаренный и необузданный, был отпрыском древнейшего патрицианского рода Клавдиев. Сын консула Аппия Клавдия Пульхра, происходивший (как и Катилина) из «старинной знати» (Плутарх), но не имевший, из-за наследственной привычки жить на широкую ногу, к описываемому времени ни гроша, он, в довершение к своим бедам, проистекавшим из безденежья, зарекомендовал себя наихудшим образом везде и всюду — как в «доблестных рядах» армии Лукулла (где даже пытался взбунтовать легионеров), так и в стане Катилины, против которого он затеял судебный процесс, хотя и был до этого его сторонником. Упоминаемые рядом авторов крайне опасные и крайне предосудительные с точки зрения общественной морали (причем не только старо-римской), кровосмесительные связи Клодия (сменившего, подобно многим своим ближайшим родственникам, из желания подольститься к плебсу, свое исконное, древнее патрицианское родовое имя «Клавдий» на простонародное «Клодий») со своими тремя родными сестрами, чьих влиятельных супругов (одна сестра была замужем за сенатором, консулом и наместником Предальпийской Галлии Квинтом Метеллом, вторая — за Лукуллом, третья — за Гнеем Помпеем «Великим») «Красавец» беззастенчиво использовал для поправления своих дел и обстряпывания своих делишек, также не позволяли (и не позволяют по сей день) относиться нему, с особой симпатией. Как женщины, две из трех родных сестер Клодия его, однако, в сущности, почти не интересовали. По-настоящему любил «Красавчик» только третью — Клодию Пульхру, жену Метелла Целера, чьи ум, очарование и испорченность обеспечили ей, под именем Лесбии, навечно место в золотом фонде не только латинской, но и мировой литературы, а именно — в стихах уроженца древнего предальпийского города Вероны — поэта Гая Валерия Катулла, любившего «волоокую» (если верить Цицерону) Клодию до безумия (и совсем не любившего Гая Юлия Цезаря):

«Будем, Лесбия, жить, любя друг друга!
Пусть ворчат старики — за весь их ропот
Мы одной не дадим монетки медной!
Пусть заходят и вновь восходят солнца, —
Помни: только лишь день погаснет краткий,
Бесконечную ночь нам спать придется.
Дай же тысячу сто мне поцелуев,
Снова тысячу дай и снова сотню,
И до тысячи вновь и снова до ста,
А когда мы дойдем до многих тысяч,
Перепутаем счет, чтоб мы не знали,
Чтобы сглазить не мог нас злой завистник,
Зная, сколько с тобой мы целовались».

Римская матрона со служанками

Молодой знатный «красавчик» Клодий (обладавший, видимо, и впрямь весьма привлекательной внешностью) влюбился, для разнообразия, еще и в жену Цезаря — Помпею, а она — в него. Нетрудно догадаться, почему. Помпее, видимо, совсем не сладко жилось в доме своего законного супруга, Гая Юлия, Великого Понтифика — в доме, где всем заправляла его суровая мать Аврелия, не дававшая молодой невестке спуску ни в чем (примерно, как Кабаниха — Катерине в «Грозе» у Островского). По сравнению с занятым день-деньской своими служебными обязанностями, политическими интригами и постоянными любовными связями на стороне Гаем Юлием Цезарем, «мажор-красавчик» Клодий, всегда готовый к услугам — «семпре пронто» — наверняка представлялся бедной, затюканной строгой, придирчивой свекровью, Помпее прямо-таки спасителем и избавителем от домашней тирании. Кроме того, эта третья (после Коссутии и Корнелии) супруга Цезаря явно ни умом, ни чувством самосохранения не отличалась. Будь это не так, она бы ни за что не согласилась на рискованное свидание с Клодием в таком месте и в такое время.