Человек-звезда. Жизненный путь Гая Юлия Цезаря

Помпей, хотя и не отличавшийся умом и сообразительностью, вполне осознавал, что не сможет установить долговечную и прочную диктатуру без поддержки ведущих семейств римской знати (перед которыми пасовал даже любимый вождь и учитель Магна — кровожадный Сулла). К глубочайшему разочарованию «героя восточных походов», олигархическое правительство Римской республики оказалось на поверку куда более сплоченным, чем он ожидал. Помпей совершенно перестал ориентироваться в обстановке, сложившейся в Риме (за время его слишком долгого отсутствия) и не был способен придумать убедительное основание для захвата власти силой оружия. Поэтому «Великий» сделал в сложившейся обстановке единственно правильное и одновременно — единственно неправильное из того, что можно было сделать. А именно — сложив с себя командование армией и флотом, возвратился в Рим в качестве частного лица. Сенат «великодушно» удостоил «победителя» великолепного триумфа. Тем дело, однако, и кончилось…

Первые же речи свежеиспеченного триумфатора перед народным собранием и сенатом доказали полное отсутствие у него политического такта и чутья. Прибегнув к поистине скандальном подкупу (а ведь чтобы вызвать скандал подкупом в условиях, когда кто-то постоянно кого-то подкупал, надо было очень постараться!), Магн добился избрания в консулы своего подчиненного в период Восточной кампании — Луция Афрания. Коллегу Афрания по должности Помпей также считал своим сторонником. Как оказалось, Магн, однако, очень ошибался. Помпей явно «поставил не на ту лошадь (или — колесницу)». Второй консул — Метелл Целер — открыто выступил против «Великого». Афраний же, как выяснилось, был далеко не столь удачлив и талантлив «на гражданке», как в условиях войны. Он, правда, превосходно танцевал (но со «староримской» точки зрения танцы были делом рабынь и извращенцев, а не «истинных римских мужей»; слово «танцор» употреблялось как довольно грубое ругательство).

Священная волчица, Ромул и Рем на римской мозаике

Неудачи преследовали Помпея буквально одна за другой. «Великий» потребовал ратификации сенатом сделанных им на Востоке после победы над Митридатом распоряжений, причем — всех сразу. Но этому тотчас же воспротивился давний недоброжелатель Магна — чревоугодник Луций Лициний Лукулл, не без достаточно веских основания обвинявший Помпея в похищении и присвоении плодов побед, одержанных им, Лукуллом, на «Восточном фронте». Лукулл, при активной поддержке злорадствующих завистников и недругов Помпея — «железного» Катона, «золотого» Красса и Метеллов (хотя и породнившихся с Помпеем) настоял на рассмотрении и одобрении (или неодобрении) распоряжений Магна по отдельности, а не «всем скопом». С треском провалился и внесенный народным трибуном Флавием законопроект о наделении землей ветеранов победоносной армии Помпея.

Волчица, Ромул и Рем на римской монете

Впрочем, на этом этапе внутриполитической борьбы Катоном была допущена серьезная ошибка. Когда «всадники», успешно грабившие римскую Азию в качестве откупщиков налогов — публиканов — потребовали снижения суммы откупа для провинции (Азия сильно пострадала от войны и потому сбор налогов с провинции в прежнем объеме был затруднителен), Марк Порций отверг их требования и, не стесняясь в выражениях, открыто обвинил «всадников» в непомерной алчности. Что было крайне неразумно, ибо за резко отчитанными Катоном финансистами скрывался Красс, терпеливо ждавший, когда будет и на его улице праздник. Неуемный (и неумный) ригоризм Катона (гражданина весьма состоятельного, но в знак своего бескорыстия и презрения к богатству демонстративно разгуливавшего по Риму без обуви и туники — в одной тоге, надетой на голое тело) в очередной раз отдалил его от своих союзников — и, в то же время, нисколько не сблизил его с Помпеем (слишком уж многое разделяло этих двух «больших акул»). Ненадолго установилось крайне шаткое равновесие политических сил. Ситуация оставалась крайне неясной и непредсказуемой. Чтобы сдвинуть ее с мертвой точки, явно необходимы были новые импульсы. Но откуда им было взяться?

2. Как Цезарь был наместником в Испании

Попав в Испанию, или, точнее, в хорошо знакомую ему еще со времени квестуры «Испанию Ультериор», Цезарь оказался предоставленным всецело самому себе. Наконец-то никто больше не мешал ему своими советами и возражениями. Никто не мог больше предписывать ему, что делать, а чего — не делать. Ни на кого ему больше не приходилось оглядываться. Ни под кого ему не надо было подстраиваться. И сразу выяснилось, что Цезарь, оказавшийся полностью в своей стихии, без «отеческой опеки» своих доброжелателей и недоброжелателей, способен проявить себя поистине гениальным полководцем и не менее гениальным хозяйственником (или, говоря «по-новорусски» — «эффективным менеджером»)… Заботясь как об общем благе, так и о своем собственном…