Человек-звезда. Жизненный путь Гая Юлия Цезаря

За триумфатором следовала его армия-победительница. В первых рядах — старший, средний и младший командный состав, затем — нижние чины, во всем блеске боевых наград (почетных венков, фалер и прочих знаков отличия), в лавровых венках и с лавровыми ветвями в руках. Они как бы разыгрывали «игру сатиров», следовавшую, по всем правилам античного драматического искусства, за трагедией. В этот день воинам было дозволено обычаем безнаказанно высмеивать и вышучивать на все лады в сатирических, довольно грубых, песенках своего победоносного полководца, как бы мстя ему тем самым за тяготы муштры в период полевой и гарнизонной службы.

Прибыв, наконец, в храм Юпитера на Капитолийском холме, триумфатор сходил с высоты квадриги на грешную землю и торжественно возлагал свой лавровый венок (а вместе с ним — и обретенное им, на время триумфа, божественное величие) на лоно статуи Юпитера Наилучшего Величайшего (лат. Iupitеr Optimus Maximus), возвращая богу священные атрибуты, взятые у него как бы взаймы… Снова обратившись из бога в человека, триумфатор приносил в жертву всевышнему богу безупречного белого быка и других белых животных, обреченных на заклание, после чего пускался в обратный путь, также сопровождаемый ликованием своих сограждан (да и гостей столицы), но уже не в качестве воплощения верховного божества, а в качестве простого смертного. После чего он за свой счет «накрывал поляну» (выражаясь современным языком) народу Рима. Все завершалось буйным всенародным пиршеством под лозунгом «Народ и армия — едины»…

Наряду с описанным выше «большим триумфом», которого сенат удостаивал римских полководцев, истребивших, с помощью своих легионеров, на поле брани больше пяти тысяч недругов «Вечного Рима», существовал и так называемый «малый триумф», которого удостаивались военачальники, также победоносные и также провозглашенные своими войсками императорами, но истребившие меньшее число врагов на поле боя. В случае «малого триумфа» триумфатор не ехал по «Вечному Городу» на колеснице Юпитера, а шел пешком, причем не в лавровом, а в миртовом венке (или в венке из плюща) на голове, как и его воины, и нес на плечах предназначенную в жертву овцу. Овца по-латыни называется «ова», поэтом «малый триумф» назывался «овацией». От этого происходит всем нам хорошо известное слово «овация».

Как бы то ни было, удостоиться триумфа — «малого», и уж тем более — «большого» — не только считалось, но и действительно было огромной честью. Поэтому стоит еще раз снять шляпу перед трезвым и расчетливым умом здравомыслящего политика Гая Юлия Цезаря, отказавшегося от этой чести. Его отказ лишний раз доказывает широту натуры и величие замыслов главного героя нашего правдивого повествования.

4. Первое консульство Цезаря

Марк Порций Катон Младший, донельзя раздосадованный провалом своей отчаянной попытки не допустить Цезаря к консульским выборам, выложил кругленькую сумму, чтобы путем подкупа «в интересах государства» (по его собственному выражению) обеспечить избрание своего зятя вторым консулом. Часть средств, необходимых для подкупа, «ревнитель нравов предков» предоставил сам, часть — получил от других «оптиматов».

Позиция Цезаря в мире непрекращающейся как открытой, так и «подковерной» борьбы раздираемых конфликтами и распрями, не способных договориться между собой, как пауки в банке, властных олигархических группировок была очень выгодной. Расстановка противоборствующих сил внутри сенаторской олигархии была ему ясна, в народе он был популярен. Красс не сомневался в том, что Цезарь оправдал его высокое доверие, что он не выбросил потраченные на Цезаря деньги на ветер, а ведь за Крассом стояла все более наращивавшая свое могущество финансовая олигархия, противостоящая все более утрачивающей свое могущество олигархии сенатской. В отсутствие Помпея Цезарь сделал для него немало. Оба победителя Спартака — как Красс, так и Помпей —, не обретя поддержки в сенате, оказались в политической изоляции. Герой азиатских походов боялся потерять лицо в случае, если ему не удастся добиться наделения своих ветеранов землей и ратификации сенатом распоряжений, сделанных им на Востоке после победы над Митридатом Понтийским. Красс же был, с одной стороны — слишком осторожен, с другой же — слишком незначителен и слаб как государственный деятель, чтобы действовать в одиночку хоть сколько-нибудь продолжительное время.

Используя сложившуюся явно в его пользу ситуацию, Гаю Юлию удалось, с присущим ему дипломатическим искусством, примирить между собой двух своих опаснейших соперников. Он также сумел убедить Красса и Помпея в необходимости вступить с ним, Цезарем, в союз. Доходчиво объяснив, что втроем они станут втрое сильнее, смогут без труда подчинить себе правительство республики и фактически править «Градом и миром» вместо него.