По освященному многовековой традицией римскому закону и обычаю патрицию вообще нельзя было становиться народным трибуном (не случайно ведь именовавшимся не только народным, но и плебейским), что, в общем-то, вполне понятно и логично: вряд ли природный патриций «по определению» мог защищать интересы плебеев так же искренне и эффективно, как природный плебей — «кровь от крови и плоть от плоти» своих плебейских избирателей. Однако же, не зря гласит пословица: «Если очень хочется, то можно». Особенно, если знать, как правильно взяться за дело. Цезарь (как Великий Понтифик) вкупе со своим верным (надолго ли — это другой вопрос) союзником по Триумвирату — Помпеем (предусмотрительно ставшим авгуром — да-да, не удивляйтесь, уважаемый читатель!) — санкционировал «адаптацию», то есть, в переводе с латыни, усыновление Клодия готовым к услугам плебеем. После чего Цезарь, в своем качестве консула, провел (а если быть точнее — прямо-таки «продавил») закон, по которому усыновление патриция плебеем было объявлено равнозначным и равносильным плебейскому происхождению. Если верить смертельном врагу Клодия — Цицерону —, приемный отец «Красавчика» — состоятельный плебей Публий Фонтей — был юношей всего двадцати лет от роду, младше своего приемного сына (что, впрочем, римскими законами отнюдь не возбранялось). Сразу же после совершения предписанной законом процедуры адаптации Клодия, Фонтей (сделавший, кстати говоря, впоследствии блестящую карьеру, став монетарием, то есть начальником монетного двора Римской республики) эманципировал (объявил полностью самостоятельным и правомочным) своего «приемного сына», который, между прочим, отказался — вопреки закону и традициям — именовать себя Фонтеем или совершать священнодействия («сакра») плебейского рода, в который был формально принят. Своим шокировавшим все римское «высшее общество» поступком демагог-повеса Пульхр дал основания для критики Цицерону, который утверждал, что усыновление недействительно, а потому мероприятия Клодия в должности народного трибуна, включая, в первую очередь, изгнание из Рима самого Цицерона (пусть запоздалая, но месть за Катилину и «катилинариев»), не имеют силы. Однако точку зрения Цицерона не принял даже сварливый и строгий ревнитель стародавних обычаев и традиций Катон (преследовавший, впрочем, в данном случае, свои личные интересы, а не просто «изменивший себе» и «давший слабину»).
По мнению многих, «Красавчик» затеял всю эту «недостойную» (со «старопатрицианской» точки зрения) пародию, чтобы лишний раз эпатировать олигархический истэблишмент, продемонстрировать свое презрение к явно устаревшей норме, создавшей ему столько трудностей на пути к вожделенной должности народного трибуна. Но данное мнение представляется автору настоящего правдивого повествования неосновательным. Слишком уж многое стояло на кону — как для самого Клодия, так и для его спасителя и покровителя — Цезаря.
Как бы то ни было, теперь Гай Юлий мог не сомневаться в том, что Цицерону и в его отсутствие скучать не придется — кто-кто, а уж Клодий-то об этом позаботится. Ведь еще с дней заговора Катилины «державный» римский народ, как, несомненно, помнит уважаемый читатель, крепко невзлюбил «продажного и своекорыстного прихвостня оптиматской шайки» Цицерона и очень полюбил молодого нобиля Клодия. То, чем занимался Клодий на посту народного трибуна в последующие годы, было, несомненно, чистой воды демагогией. И, тем не менее, именно «Красавчик», совершенно неожиданным для всех (и, вероятно, в первую очередь — для себя самого) образом способствовал невиданному дотоле по своей активности вовлечению широких масс римского народа в политическую жизнь и, главное — борьбу.
5. Чем занимался в Риме Клодий Пульхр
Прежде всего, «Красавчик» обзавелся многочисленной личной охраной — или, выражаясь современным языком — «лейб-гвардией» (ведь ликторов с розгами и топорами или преторианцев с гладиями и пилумами народным трибунам не полагалось, так сказать, по штату). Хотя впоследствии и выяснилось, что даже личная охрана не смогла уберечь Клодия от рук убийц. Впрочем, до этого было еще далеко… Сформированная «Красавцем» из «подонков общества» (по утверждениям его врагов) лейб-гвардия состояла из форменных громил-боевиков — гладиаторов, рабов и «люмпен-пролетариев». Подобные телохранители имелись к тому времени у многих нобилей, однако Клодий превратил свою лейб-гвардию в крайне агрессивное орудие активной политической борьбы, вынесенной им за стены сенатской курии, на улицы и площади «Столицы (обитаемого) мира». Из этого его согражданами всех слоев и рангов были сделаны надлежащие выводы. Вследствие чего появление «Красавчика» на народных собраниях в сопровождении этого «штурмового отряда», неизменно приводило ко вполне предсказуемому результату, а именно — безоговорочному принятию всех сделанных им предложений и распоряжений.