Вне всякого сомнения, Клодий действовал в Граде на Тибре не на свой страх и риск и не по собственному произволу, но в тесном контакте с Цезарем, зорко следившим за происходящим в Риме из своего галльского «далека». Да и внушительные суммы, явно необходимые Клодию в Риме, текли к нему от Гая Юлия. «Красавец» честно отрабатывал их в качестве «агента-провокатора» незримо присутствовавшего в «Главе мира» Цезаря, не останавливаясь перед тем и позволяя себе то, чего сам Гай Юлий не мог себе позволить и ни в коем случае не должен был себе позволять. Став фактически подопытным кроликом «потомка Энея и Венеры» на «опытном поле демагогии», на котором Клодий, как ни крути, торговал и ежедневно, если не ежечасно, рисковал своей собственной шкурой, в то время как его покровитель и спонсор хладнокровно наблюдал с безопасного расстояния за реакцией «оптиматов» на все новые «выходки» свежеиспеченного народного трибуна (в общем-то, согласившегося стать его, Цезаря, «полезным идиотом», пусть даже и не бескорыстно, а за полновесные денарии).
Всю свою бурную и яркую, хотя и недолгую жизнь Клодий оставался прожженным, донельзя коррумпированным авантюристом, одержимым неуемной жаждой власти и страстно любившим играть с огнем, ходить по краю. На определенном этапе своей быстротечной политической карьеры он настолько вжился в свою роль беззаветного и бескорыстного заступника римской бедноты, что пути назад для него уже не оставалось.
Еще в бытность Цезаря консулом, его протеже Клодий добился принятия пяти законов, воспринятых сенатской олигархией, вне всякого сомнения, как удар «под дых» (или даже «ниже пояса»), если не как «плевок в лицо».
Первый закон сделал ежемесячные хлебные раздачи неимущим жителям «Столицы мира» совершенно безвозмездными. В результате двадцать процентов столичного бюджета стали расходоваться на «аннону». Разумеется, плебс с неподдельным энтузиазмом принял это нововведение, значительно облегчавшее его незавидную участь.
Второй закон ввел повсеместный запрет на толкование небесных знамений, бросив тем камень в огород авгуров — но не только. Ведь перенятый римлянами от этрусков обычай пророчествовать на основании небесных явлений испокон веков был излюбленным «оптиматами» средством не допустить принятия народным собраниями не выгодных правящей олигархии постановлений, ссылаясь на «волю богов». Не случайно консул-неудачник Бибул пытался помешать Цезарю добиться принятия комициями выгодного плебсу аграрного закона, ссылаясь на «дурные предзнаменования» (за что и был изгнан силой оружия с Форума, о чем еще, несомненно, помнит уважаемый читатель).
Третий закон восстанавливал плебейские коллегии — уже упоминавшиеся выше своеобразные демократические клубы римского простонародья, служившие местами собраний недовольного столичного плебса в дни заговора Катилины и потому запрещенные сенатом. Между прочим, в регулярных заседаниях этих демократических коллегий принимали участие не только свободные плебеи, но и рабы. Факт, согласитесь, весьма многозначительный. Очевидно, под влиянием жизненных обстоятельств, свободные бедняки «Вечного Города» все чаще переставали смотреть на рабов как на принципиально отличающиеся от них существа «низшей породы». Судя по всему, из всех законодательных инициатив Клодия восстановление народных коллегий имело наиболее далеко идущие последствия, поскольку именно коллегии фактически давали народным низам возможность организоваться для политической борьбы.
Четвертый закон ограничивал полномочия цензоров в сфере ревизии списков сенаторов, с целью воспрепятствовать произвольному исключению из сената лиц, чем-либо не угодивших правящей «оптиматской» олигархии.
Пятый закон был направлен напрямую против Цицерона и его приверженцев. Ибо предусматривал изгнание из Рима всякого римского гражданина, приговорившего другого римского гражданина к смерти без предварительного судебного разбирательства. Тем самым, пусть и задним числом, объявлялась незаконной совершенная под давлением Цицерона бессудная расправа с «катилинариями». «Отец Отечества» Марк Туллий Цицерон делал все возможное (и невозможное), лишь бы не допустить принятия этого пятого закона. Он даже, так сказать, «ломая собственную гордость», «через не хочу», обратился за поддержкой к ненавистному ему Помпею. Но «герой азиатских походов» только пожал плечами. «Fiat iustitia, pеrеаt mundus», или, говоря по-русски: «Да свершится правосудие, даже если погибнет мир»…
Прославленный оратор предпочел спешно покинуть «Вечный Город». И правильно сделал, между прочим! «Благодарные Отцу Отечества» за все его «благодеяния» сыны римского народа разрушили до основанья дом Цицерона на «престижном» Палатине («Весь…мы разрушим..»), а затем поделили между собой «обобществленное» имущество бежавшего без оглядки из Рима Марка Туллия. Странным образом, большая часть «национализированной» собственности Цицерона досталась… как вы думаете, уважаемые читатели, кому? Правильно — народному трибуну Клодию! «Лишь мы…владеть…имеем право…, а паразиты — никогда!»…
Римские боевые знамена