Человеку нужен лебедь

— Га-га-га! — с тревогой загоготал вожак и чуть ли не торчком взмыл вверх. За ним последовали остальные и тоже с криком.

— Опять не дотянули! Да что же это такое, Покараюшка? — с обидой воскликнул Нефед и только теперь обратил внимание, что в скрадке Покарая не было. Тихо позвал его. Подождав немного, громче повторил свой зов.

Поднявшись в рост, Нефед обмер. В десятке метров на чистой поляне сидел Покарай, черным пугалом ворочался, провожая взглядом каждую стаю. Нефед беззвучно пошевелил губами и, стараясь подавить негодование, закрыл глаза.

— Ки-ги! Ки-ги! — послышался клич казарок.

Нефед присел, но, вспомнив о собаке, высунул голову из скрадка и ласково простонал:

— Пока-ра-юшка, иди-и-и сю-да-а.

Тот услышал зов, но, поворачиваясь на него, заметил казарок и застыл, забыв обо всем, видя только птиц, несущихся прямо к нему. У него отвалилась нижняя челюсть и мелко задрожала, из пасти выпал красный язык, с него потекла обильная пена.

— Пока-р-р-рай! — рыкнул Нефед.

Пес судорожно дернулся, замотал хвостом, но не сдвинулся с места. Казарки увидели его, беспорядочно закигикали, повернули в море. Разъяренный Нефед вскочил, но в это время на него вынесся кряковой селезень. Выстрелив навскидку, охотник свалил его. Хотел сам пойти за ним, потом приказал:

— Ищи, Покарай!

Взвизгнув, тот сорвался с места, прыжками достиг скрадка. Поднял морду, шумно потянул воздух и весело полез в заросли. Возвратился быстро, важно неся в зубах большого селезня.

— Ну вот, так бы давно! — обрадовался Буханько. — А то расселся, как ворона на снегу. Рот раззявил. — Нефед отобрал селезня, сунул в пасть кусочек сахару. — Вот, пожалуйста, ты мне птицу, я тебе сахару…

Сглотнув награду, Покарай завилял хвостом и громко гавкнул.

— Чего гавкать-то?! — осадил его Нефед. — Ты же не дворняга, а — Покарай! Охотник — вот ты кто. Ну, привыкнешь, с непривычки всегда что-нибудь не так сделаешь. Мы еще с тобой покажем класс работы.

Но утрянка уже кончилась, птицы уселись в море на дневной отдых. Нефед добавил снопов, улегся отдохнуть. Рядом с ним повалился Покарай. Вскоре они крепко спали.

Когда солнце скатилось к западу, побережье вновь ожило. С севера потянули большие стаи куличков и чирков. Они обгоняли медлительных в полете белых цапель, станицы гусей и табуны казарок; увидя на своем пути парящего орлана-белохвоста, сбивались в плотные кучи, а миновав его, вновь рассыпались и казались стремительно несущимися по небу облачками.

Гогот близких гусей подбросил Буханько. Покарай тоже вскочил и скакнул из скрадка. Нефед ринулся за ним, успел ухватить его за пушистый хвост.

— Эх, псина ты непонятливая. — Нефед затащил его, сердито рычащего, на снопы, зажал между ног, прикрикнул: — Стоять!

Гуси летели, спокойно погогатывая. От каждого их крика Нефед присаживался все ниже и ниже. Покарай, почувствовав, что он свободен, рванулся из засидки. Гуси тотчас увидели его и все испуганно заорали и ринулись кверху. Покарай жадными глазами провожал их, мелко и громко стуча челюстями.

— Ну, горяч ты больно, оказывается, — протянул Нефед. — Придется остудить тебя…

Привязав Покарая за сноп, Нефед отошел подальше и замаскировался. Выбив из стаи гуся, подбежал к нему, потащил его в скрадок. Гусак сердито шипел и норовил больно ущипнуть за руку. Вдруг, озаренный догадкой, Буханько остановился. Вспомнил, что Филиппов подзывает гусаков, но он кричит сам, а что, если… Пошарив по карманам, вытащил кусок веревки. Накинув петлю-удавку на красную лапу, привязал гуся к воткнутому в песок ножу. Довольный своею хитростью, вернулся в засидку. Когда вверху послышались крики гусей, раненый встрепенулся, поднял голову, хотел разбежаться, чтобы взлететь, но не поднял разбитое крыло, а веревка подкосила его. Он громко закричал.

— Вот так-то, — довольно протянул Нефед. — Зови-ка их сюда. На подсад они должны пойти, как мухи на мед. Утру я нос Филиппову!

Подсадной кричал непрерывно, но стаи не снижались, а забирались еще выше. Нефед забеспокоился. Внимательно вслушался в гогот своего гуся, наблюдая за пролетавшими. И наконец-то поверил, что каждый крик птицы отличен от другого, что каждый — это условный сигнал, что давно утверждал старик Филиппов.

— Да-а, предупреждает об опасности. Вот ведь как оно все в природе устроено, а? — рассуждал Нефед, убирая с поляны подсадного.

Через некоторое время стаи вновь потянули низко. Нефед дуплетом добыл двух, потом первым промазал, а левым зарядом достал гусака, когда тот был уже метрах в пятидесяти.

«Добычное место выбрал!» — обрадовался Буханько. Но вдруг гуси опять стали вдали от него лезть в небо.

— Что за напасть? — забеспокоился Нефед. Высунулся из осоки, огляделся.