Человеку нужен лебедь

В обычную ноябрьскую моряну хороши вот такие минуты. Вдали гул моря, что спешит с добрыми водами к сенокосам и степным ильменям — овечьим водопоям. За камышами на луговинках половодье — раздолье перелетной. Моряна работает, гонит воду, разливает вширь, посылает в степь. Бежит вода, а чуть впереди нее вспархивают жаворонки, бегут кулички, подбирая вымытые личинки насекомых. А когда текучие воды перегоняют куличков, они раскидывают острые крылышки и, недовольно вскрикивая, перелетают. И вновь бегут, по-хозяйски добротно очищая сенокосы.

Сильные орланы, спасаясь от ветра, залегают под кустами. Когда к кустам подступает вода, птица встает. Подпрыгнув, размахнет саженные крылья. Ветер ударит в них, далеко отбросит тяжелое тело. Ни разу не взмахнув, орел выпустит когтистые лапы, приземлится на сухом и, пока складывает крылья, неуклюже бежит. Неловко, подскоками, доберется до куста и опять заляжет в затишке.

В вихревом небе ни коршунов, ни ястребов: на полоях перелетной птице спокойно.

Иногда на облитом островке приподнимется заяц. Сядет, поставит торчком длиннющие уши и спокойно закрутит головой, решая: уходить или еще рано? Течения шевелят травы вокруг, с шорохом проносят листья, жадная земля радостно пьет, громко булькая. Над захлебывающимися норами и отнорками с треском лопаются воздушные пузыри. Страшно косому, а бежать по голому полю — куда страшнее. Приляжет, вновь затаится. Почувствует, что голени вода мочит, встанет. Наверное, вздохнет огорченно: покидай сухое место, лезь — мокни. А вдруг волк? Не убежишь. Вдруг орлан? С неба ему все видно, зашумит сверху, когти выпустит, и снимай тогда шубу. Повезет — выберешься на сухое, и опять не зевай — сломя голову несись в первый куст. А если там лиса или волк? Они знают большую моряну, сторожат раззяв и лежебок. Косому по колено, утки от него шарахаются, а он все решает: бежать или остаться? Когда плеснет под брюхо — сиганет в воду и прыжками поскачет. На сухом встряхнется и задаст такого стрекача, что пыль позади схватывается.

Лиса с разлива выбредает медленно. Боится, головой испуганно крутит, но идет еле-еле. Бежать лисе заказано: намочишь хвост — гирей повиснет сзади, погубит, стервец. Попробуй-ка врежь во всю прыть от охотника или беркута. Долго плетется, как немощная старушка с огорода.

Случается, и волк выходит. Этот быстр, хвост ему не беречь — палкой держать может, орла не боится, а для остальных зверей и птиц он самодержец-владыка. Идет решительно, гордо. Кусты дотошно осматривает: не лежит ли енот, не затаился ли косой, не спрятался ли подранок? Спесь с него слетает, лишь когда человека увидит. Припадет, погрузится в воду, оставит один нос сверху. Лежит, пережидает или ползет к кусту, так, кроме носа, ничего и не высовывая.

Кабаны, пока моряна расплескивает силы на луговинах, обосновываются на опушке камышей, на вершинах сухих островков. Из наноса гребут временные высокие лежки. Намостят и улягутся спать. В майскую и летние моряны они редко покидают основные лежки. Обольет их — лежат; зальет — сидят в них, вода теплая — терпеть можно. Волна пойдет, начнет беспокоить — поплывут к берегу. Попадется на пути бревно, кабан закинет на него передние ноги, голову повыше задерет и отстаивается до спада воды. Заплескивать в уши начнет — поплывет к меляку, пловец он замечательный. Кабаны боятся ноябрьской моряны, она иногда грохает большой водой. Чуть водица под лежки — бегут из крепи. На окрайке не жалеют сил, мостятся как можно выше. Здесь упрямо держатся, надеются — западет ветер, пойдет вода на скат. Бежать через луговины до степных кустов опасно.

…В роще, вдали от гудящих камышей и близкого грохота моря, Борису стало казаться, что моряна будет обычной. Он спокойно дожидался подхода воды. Пока она докатится до бугра, пролетная отдохнет, начнет срываться на крыло и перелетывать, отыскивая кормистые места. Можно хорошо поохотиться. Смастерив на опушке засадку, уселся в ней. Вода быстро приближалась. Недалеко на сухом островке вскочил заяц. Вылетев на сухое, трахнул мокрой шубой и, прижав уши, ринулся к Борису.

— Задавишь, чудило! — закричал он, приподнимаясь из куста.

Заяц с ходу хотел остановиться и пошел кубарем через голову. Вскочив, полоумно нырнул в куст и припал рядом к земле. Все тело его трепетало от страха; шея вытянута, уши вдавлены в туловище, глаза зажмурены. Борис не шевелился. Косой задрожал заячьей рассеченной надвое губой, принюхался. Натопорщив длинные усы, недовольно сапнул и открыл один глаз. Увидел резиновые сапоги, обнюхал их и попятился. Приподнимая уши, присел, открыл второй глаз и увидел Бориса. Пытаясь отпрыгнуть дальше, он взвился в воздух, ударил Бориса в живот головой, отлетел и шмякнулся за кустом. Мгновенно прыгнул и понесся, не замечая кустов, тропинок и густотравья. Борис засмеялся:

— А говорят, зайцы на человека не нападают.

Прополосканное ветром небо стало бесцветно. По луговине покатились маленькие волны. Вода облила засидку, кулички обежали ее и начали покрикивать в тамарисковой роще.