Человэльф

– Ну, один-то раз наверняка каждый бы попробовал, – убежденно заявил Борис. – Даже я. А ты можешь…

– Предвижу твой вопрос, – улыбнулась Катриона. – И отвечаю, не дослушав. Нет. Я не могу телепортировать тебя с собой. Это не поход в кино. Когда-нибудь, когда люди, подобно духам, овладеют квантовой теорией тела и научатся применять ее на практике, тогда, возможно, и ты сможешь испытать это необыкновенное приключение. А пока прекрати разглядывать мою грудь, как будто видишь ее в первый раз в жизни, и смотри прямо перед собой. Ты за рулем, не забывай об этом, милый!

Это «милый» было произнесено таким тоном, что Борис мгновенно простил Катрионе обиду, которую она ему нанесла, отказав телепортировать с собой, а еще больше – запретом любоваться ее грудью.

Но подобные «заумные», как называл их Борис, разговоры были редкими. Да и другие тоже. Намного больше времени они молчали. Без слов занимались сексом, без слов любовались морем в лунные ночи, без слов понимали невысказанные другим мысли. Очень часто слова навешивают на любовь, как гирлянды и мишуру на новогоднюю елку, скрывая под ними ее естественную красоту. Их любовь обходилась без этого.

Эта любовь, эльфийки и человека, обходилась без многого, что было бы неизбежно, будь они оба эльфами или людьми. Каждая раса имеет свои традиции, порой малопонятные другому народу. Но Катриона и Борис отбросили эти условности, не желая, а, быть может, не умея объяснить их природу, значение и смысл, потому что сами не понимали. Они были слишком молоды, чтобы в их души успели проникнуть и обосноваться там бациллы предрассудков. Они были словно tabula rasa, и сам Аристотель поразился бы чистоте и наивности их сознания во всем, что касалось этой области. А уж английский философ Локк, проповедовавший ту же теорию через две тысячи лет после древнего грека, просто пришел бы в восторг.

Глава 10

Только один предрассудок Катрионы казался Борису странным и необъяснимым – ее отвращение к солнцу. Она никогда не выходила из пещеры в солнечный день. И он, устав от затянувшегося затворничества и мрачного влажного каменного свода над головой, был вынужден прогуливаться по острову в одиночестве или совершать недальние морские прогулки на катере, гребя веслами и рассуждая о темных лабиринтах подсознания и глупых привычках эльфов, с которыми человеку невозможно смириться.

– Я слышал, что существуют солнцепоклонники, – говорил он девушке, убеждая ее отказаться от своего предубеждения. – Но о том, что есть ненавистники солнца – никогда.

– А вампиры? – парировала Катриона, глядя на него с любовью, но не уступчиво. – Ты забыл о них?

– Это выдуманные персонажи, – начинал сердиться он. – И они пьют кровь и совершают разные другие нехорошие поступки.

– Как и эльфы, – замечала она. – Вы, люди, приписываете нам всякие ужасные пороки, и самый неприятный из них – это якобы наша страсть к воровству. Я много читала об этом. И ладно бы еще все ограничивалось тем, что эльфы обирают поля с горохом, опорожняют бочки с пивом или, забравшись в погреб, вытягивают из запечатанных пробками бутылок через соломинку дорогие старые вина. Но нет! Люди обвиняют эльфов в том, что они уводят невест подчас прямо из-под венца и уносят новорождённых детей до того, как их успели крестить в церкви. А на место похищенных малюток кладут в колыбели каких-то своих уродцев, которые мучают всех окружающих несносным криком, злостью и капризами.

– Чушь какая-то, – неуверенно отвечал Борис.

– Из-за этой, как ты ее называешь, чуши моя мама всю жизнь прожила в страхе и одиночестве, словно монахиня, – глаза Катрионы наполнились слезами. – Она не общалась с соседями, а если у кого-либо по соседству рождался болезненный ребенок, она переставала спать по ночам. Ждала, что ночью к ней ворвутся разъяренные члены какого-нибудь местного ку-клукс-клана в ужасных белых балахонах и сожгут ее на огромном кресте, как они это любят делать в Америке с неграми, называя это судом Линча.

– Это было бы уж слишком, – возмутился Борис. – Даже для ку-клукс-клана. Кстати, а разве он еще существует? Я думал, с ним было покончено еще в прошлом веке.

– А ведь мы, эльфы, в большинстве своем, не какие-то жалкие мошенники и воры, а сверхраса, по человеческим меркам, – не ответив, продолжала развивать свою мысль Катриона. – Мы знаем все тайны природы и, помимо этого, обладаем поистине уникальными талантами. Эльфы всегда считались искусными мастерами в кузнечном или любом другом ремесле, даже людьми. И никто лучше эльфиек не владеет веретеном. И это далеко не все. Многие эльфы такие хорошие музыканты, что когда они играют, то устоять перед этими мелодиями не может ни одна человеческая душа. Нет равных эльфам и в искусстве танца. А эльфийки поют такими чарующими голосами, что…

– Кстати, насчет пения, – решительно перебил ее Борис. – Я давно уже хочу вернуться к этому разговору. Помнишь, мы начали его в ту ночь, когда ты спасла меня от рарога?

– Не помню, – глядя на него честными глазами, солгала Катриона.