– Так ей и надо, – пробурчал Семён, – старая карга.
– Не такая уж она и старая, – ответил Колька, подняв брови. – Всего-то сто пятьдесят лет.
Он сидел на голой земле. Его одежда была перепачкана грязью и травой, но его это нисколько не заботило.
– Ого! – ответил Семён, сидевший рядом. – Для обычного человека прилично получается.
– Но она ведьма. Некоторые из них могут жить вечно.
– Но как люди этого не видят? – удивился Семён. – Это же не город, где можно всю жизнь прожить незаметно. У нас не успел поскользнуться, скажут, что упал и руку сломал.
– Ну вот ты подумай, – сказал Колька, – ты знаешь бабу Нюру с детства. Можешь вспомнить, какой она была хотя бы пять лет назад?
Семён напряг память. К его удивлению, он не мог припомнить ничего из внешности бабы Нюры.
– Не пойму, – обеспокоенно произнёс он, схватившись за голову. – У меня ничего не получается представить. Как будто взяли и вымели веником всё, что было с ней связано. Ощущение такое странное. Вот вроде есть такая баба Нюра, живёт она в Малиново, а как она здесь появилась и сколько времени находится в селе не знаю. Как будто она неразрывная часть села, была, есть и будет. И самое странное, что меня совсем не волнует, как она выглядит.
– Не печалься, ты не один такой. Никто из обычных людей не вспомнит, сколько ей лет. Каждый год наша "святая троица" баба Маша, тётя Галя и баба Нюра проводят обряд, чтобы никто не обращал внимания на то, что они не умирают. Тётя Галя пока что действительно не очень старая, но она тоже тренируется совершать этот ритуал, потому что с ней обещали поделиться даром вечной жизни и молодости. Поэтому никто никогда не вспомнит, что с ними что-то неладное и живут они подозрительно долго.
– Надо выбираться отсюда, – сказал Семён, глядя наверх. – Баба Нюра чересчур нервничает сегодня. У нас же есть план?
– Нет никакого плана, – ответил Колька, – бросая в стену комок глины. – Как и выхода отсюда нет.
Он принялся приглаживать растрёпанные волосы и отчищать грязь, прилипшую к штанам, словно это стало самым первостепенным делом. Его мысли витали в другом месте. Он обнял руками колено, вытянув вторую ногу, и уставился на кусочек неба, видный из глубокой ямы. Звёзды были ещё бледными, их неясные блики едва были заметны. Семён сел неподалёку. После продолжительного молчания он осторожно заговорил:
– Придумал же кто-то эти штуковины. Я порой могу полночи просидеть на нашей старой машине и смотреть на звёзды. Мне кажется, если бы люди чаще смотрели ввысь, они были бы добрее. Нельзя замышлять плохое, когда над тобой висит целый мир.
– Всем бы твои мысли, Семён, – вздохнул Колька. – Добро – это конечно замечательно, но без зла оно теряет всякую ценность. Всё строится на контрастах. Причём, часто то, что одному кажется добром, другой сочтёт за самое натуральное зло. Вот мы, белые маги, боремся за добро. Но нам порой приходится творить зло против тёмных сил, чтобы обезопасить себя и наше село. Некоторые наши заклинания способны убить тёмных магов. Хотя какими бы ужасными они не были, они всё же люди. По законам добра нам бы с ними договориться лучше. Но иногда это невозможно… Что касается звёзд, они конечно завораживают, но мало кому до них есть дело. Люди боятся споткнуться, поэтому будь то день или ночь, они в основном смотрят под ноги.
Колька не разделял романтичного настроя брата. Звёзды не влекли его, а лишь навевали воспоминания о ночном времени, проведённом в полях, когда студенты под руководством преподавателя пытались освоить непростую технику полёта. Это были часы полные отчаяния и бессилия, потому как у Кольки никак не получалось оторваться от земли без того, чтобы не упасть. Вдобавок, голодные комары видели нём самую нерасторопную добычу и спешили воспользоваться его слабостью.
В яме москитов было не меньше. Они назойливо жужжали вокруг братьев, но не решались их ужалить. К встрече с ними путешественники приготовились заблаговременно. Они растворили несколько пакетиков ванилина в воде и заполнили этой жидкостью старый пульверизатор. Этого средства им хватало на несколько часов, и за это время ни одно насекомое не решалось атаковать путников.
Семён молчал. Яма была безнадёжно глубокой, а поникший вид брата не выражал никакой надежды. Поэтому ничего не оставалось, как смотреть на небо. Перед глазами калейдоскопом заплясали яркие моменты, которые Семён успел прожить за свои двенадцать лет. Семья, школа, друзья кружились в голове с бешеной скоростью. Он не хотел ничего упустить, снова и снова возвращаясь в прошлое. Перед ним пронеслась машина, в багажнике которой везли пломбир, и он бежал со всех ног к маме, чтобы выпросить у неё деньги на хрустящий вафельный стаканчик, доверху заполненный подтаявшим мороженым.