Чемпион

В принципе на этом можно было «стрелу» завершить. Если строго следовать букве понятий, неприбытие главного лица приравнивается к поражению. Свои полномочия он может передать только в самых исключительных случаях, к которым «другие дела» не относятся. И передать фигуре повыше рангом, чем истеричный Жорик Молоток, который годится для наездов на непуганых фраеров, а не для серьезных переговоров.

– Хорошо, – сказал я. – Ваш барыга кинул нашего на пятьдесят тысяч баксов. Как будем решать?

– Объясни. – Жорик оттопырил нижнюю губу. – А то я чо-то не пойму, чо за предъяву ты нам сделать надумал.

– Я про лекарства поддельные. Если по минимуму считать, партия стоит пятьдесят штук зеленых. Только если ты не врубаешься, о чем с тобой можно базарить?

Молоток широко ухмыльнулся. Левая рука скользнула в боковой карман такой же, как у меня, короткой утепленной куртки. Я этого ждал и не дал вытащить спрятанное в кармане оружие. Шагнул вправо, ударил раскрытой ладонью в подбородок, перехватил и четко зафиксировал руку Жорика.

– Дернешься – локоть сломаю. Ты чего, сука, сделать хотел?

Я достал из кармана его куртки маленький револьвер неказистого вида. Самоделка, наверное. Взвел курок и приставил ствол к боку Жорика:

– Ну? Говоришь, пришел решать вопросы?

Его бойцы стояли, глядя на нас. Вова Большой хмурился поверх крыши «Нивы». Мне не понравилось, что они спокойны. Как будто ждут чего-то.

– Отпусти, – прохрипел Жорик. – Ты меня неправильно понял.

– Да ты что?! И как тебя нужно понять?

Морщась от боли, он торопливо заговорил. Он признал, что «их» бизнесмен впарил фирме, которую мы опекали, некондиционный товар, и выразил готовность уладить вопрос. Я понял, что он тянет время.

– Заткнись! – Я потащил его к нашим машинам, держа перед собой так, чтобы он закрыл меня, если его бойцы откроют стрельбу. Я ожидал, что Жорик начнет упираться, но он безропотно семенил короткими ножками и продолжал говорить. Я не слушал. Я вертел головой, стараясь угадать, с какой стороны ждать подлянки.

Не угадал. Я ожидал, что кто-то может прятаться на крышах гаражей или попробует на большой скорости подлететь на машине. Оказалось, резерв Жорика Молотка был укрыт внутри сборного металлического гаража, стоящего к нам задней стенкой.

Стенка с грохотом упала, и на пустырь, размахивая палками и металлической арматурой, вылетели несколько человек. Одновременно пришли в движение и бойцы, приехавшие вместе с Жориком.

– Мочи их! – крикнул кто-то, и заварилась кровавая каша.

Сумерки и взметаемый ногами снег мешали нападавшим ориентироваться. Из трофейного револьвера я четырежды выстрелил по фарам «вольво», и они погасли. Пятый выстрел я сделал в Вову Большого, возвышавшегося над всеми, как башня. Он схватился за плечо и упал. Никогда бы не подумал, что одна маленькая пуля так легко остановит гиганта. Вместо шестого выстрела раздался сухой щелчок – в барабане кончились патроны. Я отбросил револьвер и потянулся к ТТ, который перед самой «стрелой» переложил из-под сиденья за пояс. Отчаянно заорав, Молоток пнул меня в бедро и попытался ударить растопыренными пальцами в глаза. Опережая этот удар, я врезал ему коленом под ребра, а потом сломал локоть, подсечкой бросил на снег и вырубил ударом по шее.

За последние годы такую комбинацию мне приходилось делать не раз, и я действовал почти машинально.

Кушнер ничком лежал на земле, и возле его головы расплывалось темное пятно. Пучковского пинали ногами. Он изворачивался, отбрыкивался, подставлял под палки и арматурины руки, истеричным голосом выкрикивал ругательства и угрозы. Берестнев вырубил двоих и на моих глазах ударом ноги отшвырнул на гаражную стену еще одного. Его ударили сзади палкой по голове, он развернулся и, отбивая новые удары левой рукой, правой старался достать пистолет, который, как и я, держал сзади за поясом. Плакса, заняв позицию между двух наших машин, махался против троих. Еще один сидел на корточках около заднего бампера «холдена» и пережидал боль от пропущенного удара. Вова Большой, держась за плечо, сидел в том же месте, где я его подстрелил. Время от времени он зачерпывал в ладонь пригоршню снега и растирал им лицо.

Я выстрелил в противника Берестнева. Пуля попала ему куда-то в меховой воротник или в толстое накладное плечо кожаной куртки. Он затравленно обернулся и замер. Берестнев пнул его между ног, выдернул из ослабевшей руки палку и переломил ее об затылок противника. Вслед за этим выхватил свой ТТ.

Все замерли. Плакса стоял в оборонительной позе. Кровь стекала по его лицу и капала под ноги. Трое противников опустили палки и железные прутья, ожидая, что будет дальше. Четвертый, который недавно сидел на корточках и держался за брюхо, теперь распластался на снегу и делал вид, что лишился сознания.

Пучковский лежал на спине, поджав ноги и закрывая голову руками, и продолжал визгливо материться. Над ним стояли двое. Вид у них был не испуганный, а скорее раздосадованный тем, что им не дали закончить.

– Ну-ка, бросили все! – громким голосом распорядился Вадим, угрожающе двигая пистолетом. – И сюда подошли!