Чемпион

Пятеро бросили свои палки и встали, как футболисты в стенку, на указанное Вадимом место. Оно хорошо освещалось тремя оставшимися гореть парами автомобильных фар. Притворщика Плакса поднял за волосы и брючной ремень и пинком под зад отправил к товарищам. Пробежав на полусогнутых, он поскользнулся и грохнулся рядом с ними. Берестнев приказал им встать на колени и сложить руки за головой, а когда они подчинились, подошел сзади и оглушил каждого ударом рукоятки пистолета по темени. Я подстраховывал его, а Плакса наклонился над Пучковским и приводил его в чувство. Кушнер очухался сам. Застонал, зашевелился, сел и ошарашенно потряс разбитой головой. Я осмотрел его: ничего страшного, кости целы, только лопнула кожа. С таким повреждением не надо обращаться к подпольному доктору, в любом травмпункте заштопают и не станут информировать милицию.

– Везет тебе на легкие ранения, – сказал я Мишке, помогая ему подняться.

Пучковский тоже встал. Я взглядом спросил Плаксу: как он? И тот жестом дал мне понять, что с Пучковским порядок.

Можно считать, мы легко выпутались. Я перевел дух. Надо хватать Жорика и сматываться отсюда, пока нас не повязали. Место хоть и глухое, но кто-нибудь наверняка слышал стрельбу и вызвал милицию.

Берестнев подошел к Вове Большому. Тот, продолжая сидеть, невозмутимо размазывал по лицу снег. Головой он доставал Вадиму до груди.

– Ложись мордой вниз, – приказал Берестнев.

Вова задумчиво посмотрел на него и зачерпнул новую пригоршню снега. Выполнять команду он не собирался. Берестнев зашел сзади и врезал ему каблуком между лопаток. Вова покачнулся, но не упал. И выражение лица не изменилось: ни дать ни взять двоечник, вызванный к доске доказывать геометрическую теорему. Берестнев врезал ему пистолетом по голове. Еще, еще… Еще! Только после пятого удара Большой, выставив руки, плавно повалился вперед, шевельнулся, словно выбирая удобное положение, и затих.

Берестнев сплюнул, вытер окровавленную рукоятку ТТ о драповую куртку Вовы Большого и отошел, убирая пистолет.

Я тоже воткнул ствол за ремень.

Почему-то никто из нас не подумал, что в темном гараже с упавшей задней стенкой может находиться кто-то еще.

А они прятались. Их было двое, и они ждали, когда мы спрячем оружие. Как только мы это сделали, они выступили из темноты и жахнули картечью мне под ноги.

Эти двое были выряжены в пальто ниже колен и вооружены обрезами двустволок. Один целился в меня, другой направил обрез на Пучковского и Плаксу, стоявших к гаражу ближе всех.

– Кто дернется – продырявлю, – объявил он.

И тут Плакса проявил себя во всей красе.

Если бы он среагировал позже, если бы после этого «продырявлю» возникла хоть какая-то пауза, то ничего бы у него, наверное, не вышло. Но он шагнул вперед, когда тот еще не успел закрыть рот.

– Ты меня продырявишь? Ну, давай, дырявь! Стреляй! – Плакса рванул на груди куртку. – Бей, падла! Вали! На! Чего ждешь? Бей, я тебе говорю! Сука, говнюк, урод ты обсосанный… Стреляй, падла!

Пучковский посмотрел на Плаксу, вздохнул, как перед прыжком в холодную воду, и заблажил наперебой с ним.

Они приближались к стрелку, а тот растерянно переводил обрез с одного на другого и не знал, как поступить. Его предупреждение «Стоять!» потонуло в выкриках Плаксы, который еще больше успел расстегнуться и теперь демонстрировал потную грудь, обтянутую десантной тельняшкой с висящим поверх нее крестом. Стрелок начал пятиться. Угадав момент, Плакса бросился на него и сумел вцепиться в ствол обреза, отводя его от себя. Пучковский с опозданием пришел ему на помощь. Они втроем с грохотом повалились на пол гаража. Громыхнул двойной выстрел. Картечь пробила крышу и унеслась в небо.

Вместо того чтобы прийти на помощь товарищу, второй стрелок решил убить меня. Я упал на землю за долю секунды до выстрела, но противник успел сместить прицел, и железные шарики прошли впритирку к моей голове. Я судорожно выдергивал из-за пояса пистолет, ТТ зацепился, и я чувствовал, что противник успеет перезарядить обрез и выстрелить быстрее меня. Я видел, как он, сломав короткую двустволку, выбросил стреляные гильзы и готовится вставить новые.

Мы оба забыли про Берестнева. А он, присев на одно колено, спокойно прицелился и всадил две пули в бок моему несостоявшемуся убийце. Когда мы подошли, тот был жив и смотрел на нас ненавидящими глазами. Берестнев ногой подальше отбросил обрез и деловито сказал:

– Если не сдохнет, то выживет.

Второй выглядел хуже. Он лежал без движения в глубине гаража. Вместо лица у него была кровавая маска, на бетонному полу вокруг головы расползалось темное пятно, на губах вскипали пузыри. Мы оттащили Пучковского, который продолжал его остервенело пинать.

– Хватит! Заканчивай, Лёха, пошли!

Плакса, свесив руки между колен, сидел на старой канистре. Его заметно потряхивало. Я запахнул его куртку:

– Молодец, Юрок! Если б не ты…

Он поморщился, как будто похвала была ему неприятна.