Чемпион

Никто нас, конечно, не жег. Даже допрашивать не стали. Ошмонали, выгребли все из карманов, часы поснимали, шнурки и ремни повыдергивали, а потом заперли в нечто вроде железных пеналов, которых было наставлено штук сорок, наверное, по обе стены широкого, ярко освещенного коридора, в котором мы оказались, войдя в дом. В таком пенале можно было только стоять, – ни сесть, ни наклониться не получалось. Разве что карлики бы сумели… Меня затолкнули в пенал мордой вперед, так что я не мог ничего подсмотреть даже в те несколько круглых дырочек, высверленных в двери на уровне нижней части лица.

В «Крестах» подобные сооружения называют «стаканами»…

Упираясь лбом в холодный металл – от этого голова меньше болела, – я много всякого передумал. Жизнь прожитую не вспоминал, по крайней мере не прокручивал ее от рождения и до залета, но некоторые вещи, казавшиеся очевидными, вдруг увидел с другой стороны.

Стоял, думал разные разности. И периодически представлял, как выводят меня под конвоем во двор, ставят к стенке кирпичной, щербатой от пуль, предлагают повязку для глаз и командуют «Пли!» комендантскому взводу. А потом кремируют в местной котельной, дымоход которой слишком велик для того, чтобы просто дымить…

Не больше часа продолжалось мое ожидание. Выбирать, как принять смерть – с завязанными глазами, или плюнув в лицо палачам, не пришлось. На двух черных «Волгах» нас отвезли на Литейный, в Большой Дом, где мне уже приходилось бывать весной восемьдесят седьмого года.

Я подумал: вдруг мы встретимся с Цыганковым?

Мы и встретились…

2

После недолгого ожидания в коридоре меня завели в кабинет, усадили на стул и приковали наручником к железной перекладине стола. Минут пять я провел в одиночестве. Подергал рукой, поелозил на стуле. Мне рассказывали, что замок наручников можно открыть простой скрепкой. Даже показывали, как это делается. Может, у меня бы и получилось – в подставке календаря на столе лежало множество скрепок. А дальше чего? Встать у двери, оглушить первого, кто войдет, завладеть его пистолетом и с боем прорываться на улицу?

Я прикинул, что у ментов на меня может быть. Пистолет в тачке нашли, это понятно. Отпечатки я с него стер; стрелять из него приходилось дважды, сегодня и три месяца назад. Оба раза я никого не ранил и не убил, так что грязного следа за «тэтэшником» нет. Повесят на меня статью за хранение? Добровольно я не признаюсь, так что с доказательствами у них туго. Правда, Костя Кирпич тоже так говорил, но Жеглов подобрал к нему метод…

Я обернулся на звук отворившейся двери.

В кабинет вошел Цыганков. Он был неаккуратно подстрижен и одет в серый полосатый костюм и свитер вместо рубашки. Грязные ботинки поскрипывали, пока он шел от двери к столу и устраивался за ним.

Устроившись, он открыл новую пачку «Интера» и предложил мне сигарету. Я отрицательно покачал головой.

– Ты разве не начал курить? – он щелкнул зажигалкой и при первой затяжке сильно втянул щеки.

– Редко.

– В камере станешь часто. На этот раз ты вляпался серьезно.

– Вы мне и четыре года назад то же самое говорили… Лев Валентинович.

– Четырех еще не прошло. За это время ты успел не поступить в институт, о котором тогда столько мечтал, жениться, родить сына, отслужить в армии и стать бригадиром. Бригада у тебя маленькая, но гордая. В прошлом году похоронил мать…

– Вы хорошо осведомлены о моей жизни. Все правильно кроме какой-то бригады. О чем вы?

– Да ладно, не валяй дурака. У нас пока неофициальная беседа. Вот придет следователь с протоколом, перед ним и будешь непонимание изображать. А передо мной не надо. Надоело. С утра до вечера одно и то же. Я понимаю, когда упертые отморозки попадаются, но ты-то мужик с головой!

– Может, Лев Валентинович, вы мне перестанете тыкать?

– Может, и перестану. – Цыганков пожал плечами и достал из пачки новую сигарету. – Только тебе это не поможет. Считай, твой срок уже пошел. Годиков восемь тебе обеспечено.

– Интересно, за что? За побитого солдата? Так больше, чем на пятнадцать суток, это не тянет.

– Тянет! – уверенно махнул рукой Цыганков. – Травмы у него приличные, так что «сто девятая»[9] вам обеспечена. Часть вторая, от двух до пяти.

Теперь я пожал плечами. Надеюсь, мое лицо не отразило эмоций, но на душе стало муторно. В своих раскладах я этот эпизод не учитывал. От двух до пяти! Неужели несдержанность Плаксы может обойтись нам так дорого?

– Скажешь, ты солдатика не трогал? – прищурился Цыганков. – Его только Плаксин метелил? Там десять человек свидетелей было. Если понадобится, они скажут, что вы били парня втроем. И любой суд им поверит.

– Значит, такая судьба.

– Судьба у тебя и впрямь кривоватая получается. А как все хорошо начиналось! Спортсмен, чемпион…Где-то ты не туда повернул.

– Значит, выбора не было.

– Выбор всегда есть. Мне, например, не хватает зарплаты, но я же не иду грабить и убивать.

– Я тоже никого не ограбил и не убил.