Чердак на Куин-стрит

– Поскольку я не смогла найти ни одного Вандерхорста, подходящего под наши параметры, я слегка расширила поиск и начала искать имена других людей, так или иначе связанных с домом на момент пожара или землетрясения.

– И что-нибудь нашли? – подсказала я, когда она умолкла.

Кто-то должен поговорить с Ивонной о ее склонности к излишним драматическим эффектам, когда она делится информацией.

– Да! Во время большого пожара 1861 года у Вандерхорстов была кухарка. Конечно, у них имелась и другая прислуга, но я подумала, что из-за близости надгробия к кухне лучше всего начать с…

– И ее имя начиналось на «Э»? – прервала я.

– Нет. Ее звали Люсиль. Ее родители были рабами, и мать Люсиль работала у Вандерхорстов на плантации Магнолия-Ридж кухаркой. В 1847 году Люсиль привезли из Магнолии для работы на кухне в доме на Трэдд-стрит. Год спустя Джон Вандерхорст освободил Люсиль и ее родителей. Я не могу найти дату рождения Люсиль, но из того, что мне удалось извлечь из крайне скудной информации, ей, когда она переехала в Чарльстон, было лет восемнадцать-девятнадцать.

Я подавила нетерпение.

– Так кем был этот Э?

– Я к этому иду. – Она откашлялась. – По-видимому, у Люсиль в Магнолии был муж.

– И его имя начиналось на «Э»?

– Нет. Это не так. Но когда Люсиль привезли в Чарльстон, ее муж остался в Магнолии.

– Это ужасно.

– Согласна. Но это не все. – Она вновь умолкла, и я представила себе, как она, лукаво сверкая глазами вновь, затаила дыхание, нарочно пытая меня и ожидая, когда я задам ей вопрос.

– Но почему, Ивонна?

– Архивных данных о не членах семьи мало, но я немного покопалась в семейном архиве Вандерхорстов, и вы не поверите, что я нашла! По-моему, я просто молодец, что подумала о…

– Ивонна, – процедила я, не заботясь о том, поймет ли она, что я говорю сквозь стиснутые зубы.

– Да, простите. Но всякий раз волнуюсь, когда нахожу очередной неуловимый фрагмент! Итак, я знала, что ничего не найду в генеалогических записях, поэтому я пошла по другому пути. А именно, поискала сведения по их домашнему хозяйству. Вы не поверите, как много интересного можно найти в старых амбарных книгах, списках провизии и счетах из галантерейных магазинов!..

– И что вы нашли? – спросила я, перебивая ее. Мое терпение давно иссякло.

– Счета за детские товары. Коляска, люлька, бутылочки для кормления и все такое прочее.

– Что ж, в этом есть смысл. У Джона был сын Уильям.

– Очень хорошо, Мелани! Но Уильям родился только в 1860 году. Эти счета датированы 1847 годом, то есть на добрых тринадцать лет раньше. Еще более показательно то, что я нашла счет из магазина тканей на Маркет-стрит.

Я тяжело вздохнула в трубку, слишком усталая, чтобы гадать.

– И что это было, Ивонна?

– Два ярда розового муслина и два куска бледно-розовой шелковой ленты.

Я подумала о Ребекке.

– Значит, кто-то обожал носить розовое.

– Можно подумать и так, пока не вспомнить моду того периода и то, что двух ярдов ткани было мало для полноценного платья взрослой женщины.

Сев прямо, я пролистала детали в картотеке, которую называла своим мозгом.

– Значит, где-то в 1847 году родилась девочка?

– Именно! И это не ребенок Вандерхорста, иначе она бы появилась на семейном древе. Не говоря уже о том, что у семьи уже была фамильная колыбелька и новая ей не понадобится. К тому же вещи были куплены не в самых модных магазинах и не самого лучшего качества.

– Значит, Люсиль, когда она бросила мужа в Магнолии и пришла работать кухаркой на Трэдд-стрит, могла быть беременна?

– Верно! – торжествующе воскликнула Ивонна.

– И у нее родилась девочка с именем, начинающимся на букву Е!

– Я все думала, когда же вы, наконец, догадаетесь, – с упреком в голосе сказала Ивонна. – Угадайте, как я узнала это имя.

– Просто назовите мне имя, а историю можете оставить на потом.

Как будто не слыша меня, Ивонна продолжила:

– Был небольшой счет, который я едва не пропустила… из галантерейного магазина. Счет за то, чтобы вышить на розовом муслиновом одеяльце имя. Судя по всему, человек, который заказал вышивку, не принадлежал к тому классу молодых женщин, которых учили вышивать практически с пеленок.

Я вытянула ноги и откинула голову назад, чтобы посмотреть в потолок.

– Как увлекательно, – сказала я ровным тоном. – Так как звали ребенка?

– Эванджелина, – ответила Ивонна, выдержав театральную паузу. – Совпадение или нет, но так называется знаменитое стихотворение Лонгфелло, опубликованное в том же году.

Я нахмурилась, вновь пролистывая свой мысленный файл.

– Не похоже на имя, с которым необразованный раб будет знаком, и тем более назовет свою дочь.

– Верно. К сожалению, это все, что я смогла найти о ней. Впрочем, я продолжу поиски. Но если это была ее первоначальная могила, то ваше предположение, что она погибла в пожаре 1861 года, а не во время землетрясения 1886 года, означало бы, что она умерла молодой женщиной лет четырнадцати.

– Самый возраст, чтобы носить амулет, – сказала я.

Звук открывающейся в коридоре двери заставил меня вздрогнуть.

– Ивонна, я должна идти, – прошептала я в телефон. – Мне нужно проверить детей.