Я снял с шеи цепочку. Третий офицер – старший лейтенант, судя по трём маленьким звёздочкам, – сунул его в сканер. На экране появились фотографии, фас и в профиль, побежали строчки досье. Смотрите-смотрите, это не какая-нибудь вам кустарная липа, это – настоящая работа. Медицинские файлы с первого дня жизни, оценки за первый класс, первое сочинение, книги и фильмы, что брал в библиотеках, даже траты по кредиткам – всё тут.
– Пальцы, – скомандовал лейтенант. Я повиновался.
– Та-ак... – неопределённо протянул подполковник. – Ну, Сергеев, предлагаю вам добровольно рассказать представителям Особого Совещания всё о вашей изменнической деятельности, а также назвать пособников. Должен предупредить, что другие предатели из вашей дивизии уже во всём сознались и дают показания о преступной сдаче Владисибирска имперско-фашистским захватчикам...
Наверное, наших вышло из окружения совсем мало, мелькнула мысль. «Тройка» такого калибра – подполковник, майор и старлей, – ей только генералов судить, никак не какого-то там старшего сержанта-ополченца, который «в рядах» без году неделя.
– Не могу знать... – преданно и глупо тараща глаза на подполковника, отбарабанил я. – Командовал отделением. Держали оборону. Потерял троих в боестолкновении у фермы...
– Какой ещё фермы?
– Не могу знать, карты нам не выдали, товарищ майор!
– Ну, а потом?
– В соответствии с приказом отступали. Заняли оборону. Во время боя погибло ещё пятеро. Когда нас окружили, с двумя последними бойцами выбрался из города. Шли на запад, к своим, – я развёл руками. – И вот вышли.
– А был ли до тебя, сержант, доведён приказ Верховного Главнокомандования о том, что всякие отступления запрещаются? Расписывался ли ты за него?
– Так точно, расписывался! – бодро отрапортовал я, продолжая валять дурочку.
Подполковник приподнялся, буравя меня взглядом.
– А почему ж ты тогда, изменник, отступил с занимаемых позиций?! Был приказ Верховного Главнокомандования на оставление Владисибирска?!
– Так точно, был! – тем же самым тоном отвечал я, преданно поедая глазами начальство.
«Тройка» опешила. Всё-таки это были не настоящие спецы, шакалы допросов, и, видать, они отчего-то не могли – или не хотели – немедленно, без суда и следствия расстрелять меня перед строем. Хоть ты и беспощадна, Дариана Дарк, да вот только достойных исполнителей ты себе, похоже, ещё не подобрала. Или подобрала, но на данную конкретную тройку их не хватило.
– И как же он был вам передан, Сергеев? – ехидно осведомился другой особист.
– По радио, товарищ майор, мы ж в трофейных комбинезонах были, передали приказ всем оставить город...
– Вот как? По радио передали? А послушать можно? – издевательски бросил подполковник.
– Это не словами передали, – объяснил я. – Надпись на экране замигала. Кодированно передавали, конечно же. Для тех, у кого трофейные комбинезоны.
Мне не поверили. Меня проверили. Все три шлема послушно воспроизвели сообщение, приказывавшее всем частям, держащим оборону в таком-то секторе, немедленно прорываться из города и самостоятельно пробиваться на соединение с Народной Армией.
Простой ополченец никогда бы не додумался, как можно сгенерировать такое сообщение. Не думаю, что знали это и надутые шишки с золотыми погонами: для этого надо каждый день засыпать и просыпаться в бронекомбинезоне, разбирать его по винтику и вновь собирать, что мы регулярно проделывали в «Танненберге»; ну и, конечно, надо иметь голову на плечах и хорошо помнить все принципиальные схемы. Разумеется, грамотный эксперт-электронщик меня бы раскусил. Но я рассчитывал именно на «тройку», где подобных экспертов отродясь не водилось, а наличествовали только мерзавцы разных мастей и калибров, не отягощённые излишними знаниями, только мешающими в такой многообещающей карьере.
По глазам подполковника ясно читалось, что он прямо-таки жаждет поставить меня к стенке. Но... похоже, пока ещё Дариане Дарк были нужны наши ополченцы и она не дерзала устраивать действительно массовые расстрелы выходящих из вражеского тыла бойцов, но для нас с Кириллом и Ингой всё кончилось штрафной ротой. Полученное сообщение было объявлено «имперской фальшивкой», которую я обязан был распознать, ибо приказ Верховного Главнокомандования чётко запрещал любые отступления. Тем не менее нам была «предоставлена возможность кровью искупить свои преступления перед Родиной».
Инга и Костя держались молодцами. Как я и учил, хлопали глазами и уверяли, что получили приказ. Я надеялся, что их всё-таки отпустят, но штрафные роты всегда нуждаются в пополнении. До утра нас заперли на импровизированной «гауптвахте», надев наручники и сковав ноги, словно каторжникам девятнадцатого века.
На следующий день нас отконвоировали в расположение штрафной роты. Комбинезоны и «штайеры», само собой, отобрали.