Он опустил меня и двинулся на поиски, временами оглядываясь, а я улыбалась и кивала ему, чтобы показать, что мне стало лучше после его объятий и поцелуя.
«Я умру, если что-то случится, и мы потеряем Малыша,— думала я,— но больше всего я боюсь потерять Бена. Тогда уж точно мир рухнет и все будет кончено».
И с нами тоже, первыми и последними переселенцами на эту странную землю.
Я оглядывалась по сторонам, шепотом подзывая Малыша, зная, что нужно заглянуть под каждый куст и смотреть вперед и назад, высматривая все, что движется. Он такой маленький, когда свертывается в клубок, и он может сидеть так тихо и незаметно. «Временами мне хочется, чтобы рядом с нами жил еще один трехлетний ребенок, чтобы было с кем сравнивать. Я так много забыла и не помню, как все это было раньше. Временами он меня просто поражает».
— Малыш, Малыш. Мамочка хочет тебя видеть,— мягко звала я.— Иди ко мне. Еще есть время поиграть в песочке и осталось еще несколько яблок.
Я пошла вперед, раздвигая руками ветки кустов.
Бриз стал прохладнее, на небе появились облака. Я дрожала в своих шортах и лифчике, но это было скорее от внутреннего холода, чем от внешнего. Я чувствовала, что поиски длятся уже долго, но часов у меня не было. И вряд ли я могла верно судить о времени, находясь в таком состоянии. Солнце опустилось уже достаточно низко. Скоро надо будет возвращаться домой, на корабль.
Кроме всего прочего, я смотрела, не появятся ли силуэты людей, которые не будут Беном или Малышом.
И я уже не осторожничала, раздвигая ветви гаечным ключом. Время от времени я выходила назад на пляж, чтобы поглядеть на одеяла, корзину, ведерко и совок, лежащие одиноко, поодаль от воды, и на лежащее тело с валяющейся рядом с ним красной кожаной шапочкой.
А затем, когда я в очередной раз вернулась посмотреть, на месте ли все вещи, я увидела высокого двухголового монстра, живо идущего ко мне по берегу, и одна из голов, покачивающаяся прямо над другой, была покрыта волосами и принадлежала Малышу.
Солнце уже садилось. Розовое зарево насытилось более глубокими тонами и изменило все цвета вокруг, когда они подошли ко мне. Красная ткань шортов Бена выглядела в этом освещении не такой поблекшей. Песок стал оранжевым. Я побежала им навстречу, смеясь и шлепая босыми ногами по мелкой воде, подбежала и крепко обняла Бена за талию, и Малыш сказал:
— А-а-а.
— Мы будем дома перед тем, как стемнеет,— сказала я.— У нас еще есть даже время разок окунуться.
Под конец мы стали упаковываться, а Малыш пытался завернуть труп в одеяло, временами касаясь его, пока Бен не дал ему за это шлепка, и он отошел в сторону, сел и стал тихонько хныкать.
По пути домой он заснул у меня на коленях, положив голову мне на плечо, как я любила. Закат был глубокий, в красных и пурпурных тонах.
Я придвинулась к Бену.
— Поездки к морю всегда утомляют,— сказала я.— Я помню, и раньше так было. Я, кажется, смогу этой ночью уснуть.
Мы в молчании ехали широкой, пустой отмелью.
У автомобиля не горели фары и другие огни, но это было все равно.
— Мы в самом деле провели неплохой день,— сказала я.— Я чувствую себя обновленной.
— Это хорошо,— ответил он.
Уже было темно, когда мы подъехали к кораблю. Бен заглушил мотор, и мы несколько мгновений сидели неподвижно, держась за руки, перед тем как начать выгружать вещи.
— Это был хороший день,— повторила я.— И Малыш увидел море.
Я осторожно, чтобы не разбудить его, запустила руку Малышу в волосы, а потом зевнула:
— Только вот — была ли это на самом деле суббота?
В руке у Малыша был маленький осколок какого-то странного кристалла пурпурного цвета.
Магнитофон затих. Несколько последних щелчков нарушали звенящую тишину.
Донателло нажал кнопку «стоп» и выглянул в окно каюты.
Сумерки быстро превращались в ночь. Небо над морем было сплошь усыпано разноцветными звездами. Их отражения качались на воде, слегка подрагивая, как крылья огромных цветов.
При свете звезд белели изогнутые очертания скалистых гребней.
— Какая красота, о великий Будда! — прошептал Донателло.— Где ты теперь, моя бесприютная Душа, какое рождение дарует тебе вновь Всевышний, на какой из планет?
И, словно услышав его наполненные сердцем слова, звездное небо откликнулось чистым девичьим голосом, повторяющим нежные строки:
— Хочу на башню высоко подняться,
Чтоб от тоски уйти как можно дальше.
Но и тоска идет за мной по следу
На самую вершину этой башни.
Как много перемен вокруг свершилось,
Где некогда нога моя ступала,
Как много убеленных сединою
Среди моих родных и близких стало!
Да, решено:
Я ухожу, на отдых,
Нет для меня решения иного.
Как будто за заслуги непременно
Всем следует присвоить титул хоу!
На облако гляжу, что, не имея
Пристанища, плывет по небосводу,
Я тоже стану облаком скитаться
И обрету желанную свободу!
— Черепахи! — вдруг нарушил наступившую минуту тишины Микки,— пока вы слушали этот ящик с голосами из прошлых времен, я нашел в бумагах капитана кое-какие интересные записи.
— Что же именно? — спросил Донателло.