— Эта планета, как я понял, исходя из прочитанного, когда-то, возможно, в самом начале своей жизни, представляла чуть ли не рай, о котором мечтали ее изыскатели... Микки огляделся по сторонам, а потом произнес:
— Здесь росли деньги! И была совсем иная цивилизация, совсем как наша...
Черепахи дружно засмеялись.
— Микки! Это ты называешь раем? — спросил Лео.
— А почему и нет? — удивленно пожал плечами Микки.— В отличие от вас я не сторонник буддизма. И не стремлюсь стать бодхисатвой...
Кроме того, я уверен, что мы попали в ловушку!
— Куда? — переспросил Раф.
— В ловушку! Это земля-ловушка,— пояснил Микки.— Это космическая дыра, дыра во времени! Планета-ловушка... Вы же тоже слышали о таких!
В записях капитана этого корабля; можете себе представить, черепахи, упоминаются наши имена... И твое, Дон, и твое, Лео! Но держу пари — никто из нас не вспомнит ничего из этих рассказов.
— Значит, то, что описано — происходило с нами либо в прошлом, о котором мы, конечно же, не можем помнить, либо произойдет в будущем,— сказал Лео.
— Не знаю,— прервал его Микки,— не знаю, прошлое это или будущее, но там существовал кто-то другой, как мне кажется, а не я сам! Словно кто-то украл мое имя тогда; или я его у кого-то украл теперь... Или... я просто идиот и ничего не помню... Не одному же Дону можно проваливаться в глубины своей памяти... А? Черепахи? Может, и с нами произошло нечто подобное здесь? Со всеми?
— Но как? Каким образом? — удивленно спросил Дон.
— Никто из нас этого не знает! Это западня! — закричал Микки.— Мы попали в западню! Я уверен! Куда нам идти? Что делать?
— А может быть, эта земля — отражение..— предложил Дон.
— Чье? — заорал Микки.
— Твое, мое, наше, отражение той, настоящей нашей Земли...
— Мы все здесь свихнулись! — кричал Микки.— Мы стали похожи на идиотов, живущих в беспамятстве! Или это вообще не мы, а лишь наши души…
А тела наши преспокойно гуляют где-то в другом месте... Дон? Ты вот, к примеру никогда не был Фоторепортером? Тебе это не снилось? О! Это еще не все!
Я был крайне богат! А ты, Лео, служил в одном премилом баре... Что вы на меня смотрите, как на идиота? Ну, скажи, Дон, что я — Микки-дурак! Скажи! Попробуй-ка!
Донателло подошел к другу и хлопнул его по плечу.
— Ты просто еще спишь, Микки! — сказал он.— И твоя душа еще не родилась.
— Да брось ты, Дон! — попробовал отшутиться Микки.— Вот послушайте, что я вам прочту. Уверен, что никому из вас ничего этого не снилось... Наберитесь терпения и выслушайте все так, если бы это происходило теперь... Кто знает, может быть, мы попали на этой проклятой планете в будущее и, значит, есть возможность, его изменить или ускорить... Как ты считаешь, Дон?
Микки уселся в капитанском кресле, развернул кипу каких-то бумаг, вынутых из маленького ящика, стоящего прямо под бортовым окном, и стал читать.
Дон шел вдоль кирпичной стены, отделявшей городской дом Дж. Микки от пошлой действительности Мертвой Земли. И вдруг увидел, как через стену перелетела двадцатидолларовая бумажка.
Донателло был не из тех, кто хлопает ушами, он себе клыки обломал в этом мертвом мире. И хоть никто не скажет, что Дон семи пядей во лбу, дураком его тоже считать не стоит. Поэтому неудивительно, что он, увидев деньги посреди улицы, очень быстро их подобрал.
Он оглянулся, чтобы проверить, не следит ли кто за ним.
Может, кто-то решил пошутить таким образом, или, еще хуже, отобрать деньги?
Но вряд ли за ним следили: в этой части города каждый занимался своим делом и принимал все меры к тому, чтобы остальные занимались тем же, чему в большинстве случаев помогали высокие стены. И улица, на которой Дом намеревался присвоить банкноту, была, по совести говоря, даже не улицей, а глухим переулком, отделяющим кирпичную стену резиденции Микки от изгороди другого банкира. Дон поставил там свою машину, потому что на бульваре, куда выходили фасады домов, не было свободного места.
Никого не обнаружив, Дон поставил на землю фотоаппараты и погнался за бумажкой, плывущей над переулком. Он схватил ее с резвостью кошки, ловящей мышь, и вот именно тогда-то он и заметил, что это не какой-нибудь доллар и даже не пяти-долларовик, а самые настоящие двадцать долларов. Бумажка похрустывала — она была такой новенькой, что еще блестела, и, держа ее нежно кончиками пальцев, Дон решил отправиться к Лео и совершить одно или несколько возлияний, чтобы отметить колоссальное везение.
Легкий ветерок проносился по переулку, и листва немногих деревьев, что росли в нем, вкупе с листвой многочисленных деревьев, что росли за заборами и оградами на подстриженных лужайках, шумела, как приглушенный симфонический оркестр. Ярко светило солнце, и не было никакого намека на дождь, и воздух был чист и свеж, и мир был удивительно хорош. И с каждым моментом становился все лучше.
Потому что через стену резиденции Дж. Микки вслед за первой бумажкой, весело танцуя по ветру, перелетели и другие.