Через ее труп

Эшли – мечтательница, но это никому не дает права ею так пользоваться. И если она не хочет выходить за меня замуж, это не значит, что мне все равно.

Я посмотрел на экран телевизора. Билли Бин был на взводе. Поворотный момент в фильме, когда Бин превращает свою отстающую команду в самую лучшую в истории бейсбола, а себя из ничтожества в героя.

– Я так зла, что хочется кого-нибудь пнуть, – выдохнула она.

Уж конечно, я прекрасно ее понимал.

Злость – мощный наркотик. Он подстегивает людей делать невозможное – например, отбить подачу для тачдауна на девяносто ярдов, выбить раннера с базы, забить через половину поля под звуковой сигнал конца игры. Каждая великая победа в спорте начинается с обидного поражения. Я чувствовал, что сейчас зарождается герой. Но не каждому суждено стать героем. И не может быть победителей без проигравших – они всегда по определению идут в паре.

– И где она сейчас? – поинтересовался я.

Брандо вскинул уши, как будто ему тоже любопытно.

– Это самое отвратительное в этой истории, – ответила Эшли.

– Отвратительнее фальшивого прослушивания?

– О да, – сказала она и выключила телевизор.

Глава 54. Винни

– Куда она подевалась? – Чарли уставился в необъяснимо пустой мамин гроб.

От холода у меня шел пар изо рта, а пальцы в карманах джинсового жакета онемели. Я не взяла подходящую для спонтанных археологических раскопок одежду, уж точно не для тех, которые проходят посреди ночи.

Нейтан посмотрел на пустой гроб и понимающе кивнул. И я не могла не спросить:

– Почему ты киваешь?

– Потому что теперь все обрело смысл, – таков был его бессмысленный ответ.

– Что именно? – спросил Чарли. – Что мы похоронили пустой гроб? Это вообще законно?

Чарли сердито глянул на здоровяка, который взял пять тысяч маминых долларов, чтобы опустить в землю пустой гроб с бархатной обивкой, а потом еще тысячу наших долларов, чтобы выкопать его обратно.

– Мы можем похоронить что угодно, – ответил тот. – Тела, части тел, имущество, одежду, обувь, душу…

– Погодите-ка, – прервал его Чарли. – Душу?

– Только в этом месяце я похоронил три души: одна принадлежала солдату, не вернувшемуся с поля боя, другая – женщине, пропавшей во время круиза, бедняжка, а третья, и это, пожалуй, самая большая трагедия – ребенку, умершему еще до зачатия.

– Как можно похоронить ребенка, которого даже не существовало? – задал естественный вопрос Чарли.

– Фактически мы похоронили мысль о ребенке, – объяснил здоровяк. – Родители много лет пробовали зачать ребенка и хотели с этим покончить. Вот я его и похоронил. Церемония была очень трогательная.

– Так вы знали, что гроб моей матери пуст? – спросила я.

Не то чтобы это имело значение, но мы могли бы избежать этого жутковатого ночного приключения, лишь задав один простой вопрос, а именно: «Она там?»

– Конечно, я знал, что гроб пуст! – гордо заявил он. – Я же не идиот!

Он буквально выплюнул в меня и Чарли слово «идиот». Мы не додумались спросить, взаправду ли мама лежит в гробу, когда его опускали в землю, вот уж настоящий идиотизм.

– Так, – вмешался Нейтан. – Думаю, нам стоит вернуться к главному вопросу.

– Точно, куда подевалась наша мать, черт возьми? – буркнул Чарли.

– Боже, – выдохнула я, и когда до меня наконец дошло, что все это значит, мне как будто пинка дали. – Как ты думаешь, она… В смысле, может ли быть, что она все еще…

Я не могла произнести это слово. Я едва успела осознать, что она умерла, и не была готова к ее воскрешению.

– Еще жива? – завершил фразу Нейтан.

Я уставилась на него, так сильно разинув рот, что в него можно было засунуть пару носков.

– Считаю ли я, что она еще жива? – Он глядел темными и круглыми глазами, как у оборотня. – Я в этом уверен.

В руки и ноги впилась тысячью крохотных иголок паническая атака. Мгновение спустя я оказалась в шахте лифта и падала со скоростью пять этажей в секунду. Взмахнула руками, пытаясь за что-то ухватиться – за ветку дерева, надгробие, члена семьи, собственное здравомыслие. Черт, да я даже согласилась бы на руку души нерожденного младенца, так отчаянно хотелось за что-то схватиться.

– Винни? – услышала я мужской голос. – Винни?

Голос раздавался где-то близко и одновременно далеко. Поле зрения сузилось до крохотной точки. Я чувствовала, как сквозь штаны проникает холодная влага, и решила, что, видимо, лежу на земле, хотя понятия не имела, как на ней оказалась.

– Давай уведем ее отсюда, – предложил мой брат, и через секунду я почувствовала, как чьи-то руки поднимают меня, схватив под мышками, и ставят на ватные ноги.

Не знаю, как добралась до машины, но помню, как пискнул замок на двери, а потом ощутила гладкое кожаное сиденье под ягодицами. Если б я могла сложить губами хоть слово, то взмолилась бы дать мне виски, водку, текилу – что угодно, пусть даже пиво, лишь бы избавиться от потока страха и печали, который обрушился на меня, как будто меня окатили ледяной водой из ведра.

Но вместо того чтобы произносить слова, мои губы разжались, как у умирающей рыбы, и произвели самый жалостливый звук, что-то среднее между блеянием овцы и рыданием.