Через год в это же время

– Грег казался вполне разумным человеком… У него надежная работа, он в силах оплачивать жилье.

Минни шумно выдохнула. Мать присмотрелась к ней, шестеренки в ее голове явно вертелись вовсю.

– Он тебя бросил?

– Не совсем так.

– Ох, Минни, тебе ведь уже не двадцать один! Когда ты научишься не капризничать?

Минни покачала головой. Она почувствовала, как к ее глазам мгновенно подступили слезы. Слова матери задели едва зажившую рану, кожа на которой была еще тонкой, как бумага.

Она наблюдала за тем, как мать совершает ритуал приготовления чая, наливает воду в чашки, держа чайник как можно выше, обратной стороной ложки прижимает чайный пакетик к стенке чашки. В том, как мать заваривала чай, было нечто непонятно успокоительное.

– Похоже, я и с Лейлой рассорилась, так что теперь у меня и вовсе никого нет.

Плечи у Минни неожиданно ссутулились, и она внезапно зарыдала, не в силах сдерживаться. Мать обычно не одобряла слезы, но на этот раз, к удивлению Минни, обняла дочь за плечи, отвела в гостиную, усадила и поставила перед ней чашку с чаем, который приготовила для себя. И Минни сквозь слезы выложила ей все: и о ссоре с Лейлой, и о разговоре с Иэном, и о том, как Квинн пытался им помочь, но этого оказалось недостаточно, чтобы спасти бизнес.

Мать слушала терпеливо, лишь время от времени издавала неопределенные звуки. Она стояла у окна, машинально поправляя прозрачные занавески, ровно распределяя их складки. Когда Минни замолчала, она подошла и села на диван, рядом с дочерью.

– Похоже, лучше тебе все это бросить, – со вздохом произнесла она.

Минни закрыла глаза. Ну почему она ждала от матери сочувствия?

– Минни, могу я сказать тебе кое-что? Я всегда считала, что, если ты хорошо работаешь и ладишь с людьми, все в жизни пойдет хорошо. Мне казалось, что мир обойдется с тобой справедливо. – (Минни открыла глаза и посмотрела на мать, уставившуюся в пустой экран телевизора.) – Когда ты родилась, в ту ночь… если бы я не помогла той женщине, мы могли бы выиграть деньги, наша жизнь могла бы стать легче. Но все досталось ей – человеку, у которого деньги и так были, она даже не знала, что с ними делать. И эта несправедливость меня задела… – (Минни молча слушала, повернувшись к матери; она видела ее лишь в профиль.) – Но мы с твоим отцом держались, старались копить, чтобы дать тебе и твоему брату жизнь как можно более хорошую. А потом потеряли все – невезение, неверный момент, или твой отец уж слишком рискнул… Я не знаю.

– Папа не виноват. Ты не можешь его осуждать, мам, – сказала Минни.

– Может, да, а может, и нет. – Она наконец повернулась к Минни. – Никогда не клади все яйца в одну корзину – вот чему я всегда старалась тебя научить, Минни. Я вообще не думала, что этот бизнес приведет к хорошему, только не с твоей невезучестью. – Она похлопала дочь по ноге. – Ты не можешь изменить направление ветра, он всегда дует так, как хочет. Ты можешь только как можно крепче стоять на ногах. – Она вздохнула.

– Мне всегда казалось, что ты уж слишком разочарована во мне, мам, – произнесла Минни, опуская голову.

– Ты слишком чувствительна, милая, вот и все, – ответила мать, поправляя прядь волос на голове дочери. – Ты всегда такой была. Родителям тяжело видеть, как их дитя постоянно сражается, а уж ты боролась больше других. И мне совсем не хочется постоянно собирать осколки. – (Минни снова закрыла глаза и опустила голову на плечо матери.) – Может, тебе, милая, стоит просто какое-то время избегать серьезного риска.

– Ладно, мам. – Минни глубоко вдохнула. – Пойду спать.

Поднимаясь наверх, в свою спальню, Минни вдруг почувствовала себя спокойнее, чем за все последние недели.

– Минни! – негромко окликнула ее снизу мать. – Этот Квинн Хэмилтон не имеет ведь отношения к твоему разрыву с Грегом, нет?

– Нет, с чего бы это? Почему ты так подумала?

Минни была ошеломлена; ей было странно слышать, что мать упоминает имя Квинна.

– Просто я не доверяла бы кому-то вроде него, в итоге останется только разочарование. Тебе нужен кто-то, кто сделан из того же теста, что и ты сама, кто знает, какова жизнь на самом деле.

– А я подумала, что ты пожелала бы мне выйти за него, а потом развестись и получить наконец те пятьдесят тысяч, а? – с улыбкой сказала Минни.

Губы ее матери весело изогнулись.

– Тебе не нужны ничьи деньги, милая, ты и сама справишься.

Канун Нового, 2011 года

Двадцать девять фунтов за дорадо на подушке из морских водорослей и дикого риса; двадцать девять фунтов! Квинн быстро произвел мысленный подсчет. Хотя они заказали всего три блюда и самое дешевое вино, все равно в целом все это обойдется ему в сто пятьдесят фунтов.

Терраса находилась на верхнем этаже отеля. Внизу раскинулся Гайд-парк, неярко освещенный луной и круглыми пятнами фонарей, выстроившихся вдоль широких аллей. Озеро Серпентайн казалось черным зеркалом, спокойным и блестящим. И весь парк окружала розовая аура, истекавшая от городских огней, а он свернулся внутри ее в темной безмятежности. В полночь они увидят фейерверки над Лондоном.