Через год в это же время

Когда Квинн еще месяц назад заказывал здесь столик, то предполагал, что на обед уйдет примерно час и обойдется это не слишком дорого. Теперь, видя цены в меню, он понял, что перестарался, желая произвести впечатление на Полли, и резко закрыл меню. Нет смысла тревожиться из-за счета; ей понравится, а остальное не имело значения.

– Квинн, здесь туалет больше, чем вся моя квартира! – в крайнем волнении воскликнула Полли, возвращаясь к столу. – Мы можем устроить в нем танцы! – Она хихикнула, беря со своего стула салфетку и садясь напротив Квинна.

У Полли были короткие светлые волосы и изящное худое лицо. Высокие скулы делали ее похожей на эльфа, а глубоко сидящие голубые глаза говорили о холодном уме.

– Ты уверен, что можешь себе это позволить? – прошептала она, прикрывая рот ладонью.

– Случай особый, – ответил Квинн. – Я ведь обещал, что мы как следует отпразднуем получение тобой университетской стипендии.

– Да, но я чувствую себя крайне избалованной. Весь месяц я мечтала об этом обеде. Все выглядит таким вкусным, Квинн.

За другим столом, позади Полли, сидели пожилой мужчина с седыми волосами и леди. Мужчина наклонился вперед и сжал руку женщины. Это был уверенный, интимный жест, и Квинн увидел, как женщина ответила своему спутнику взглядом, полным собачьей преданности.

Квинн тоже потянулся к руке Полли.

– Не беспокойся об этом. Просто наслаждайся, – сказал он, сжимая ее пальцы.

Ради этого случая Квинн позаимствовал один из старых отцовских пиджаков – прекрасно сшитый синий шерстяной блейзер, заказанный на Сэвил-роу. Отец был более худощавым, и блейзер был тесноват Квинну в плечах. И когда Квинн вытянул руку, то почувствовал себя неудобно.

С Полли Квинн познакомился полгода назад. В то лето он путешествовал по Бразилии вместе со своим университетским другом Майком. Квинну предоставилась редкая возможность сбежать из Лондона, поскольку из Америки приехала тетя Квинна, готовая держать оборону дома. Квинн и Майк столкнулись с Полли и ее подругой Джиной в каком-то баре в Сальвадоре. Год после окончания школы и перед поступлением в университет девушки решили провести в Бразилии, где сажали деревья в благотворительных целях. Вчетвером они весело провели вечер, рассказывали друг другу о своих приключениях и пили коктейль «Кайпиринья», в котором было столько сока лайма, что от него слезились глаза. Квинн сразу, после первой же порции коктейля, влюбился в эту прекрасную, забавную, щедрую девушку.

– Так за что мы выпьем? – спросила Полли, поднимая свой стакан.

– За твои академические успехи, – предложил Квинн.

– А как насчет твоего завтрашнего дня рождения? – спросила Полли.

– А как насчет того, чтобы оказаться наконец в одном и том же месте? – в свою очередь спросил Квинн.

Полли только в августе вернулась из Южной Америки, а в сентябре начала учебу в Редингском университете. Квинн мог ездить к ней на день в выходные, но оставаться на ночь для него было затруднительно. Он послал ей билет на поезд, чтобы она приехала в Лондон, но сам он все еще жил дома, а Полли очень неловко чувствовала себя в обществе его матери.

Подошел официант, подал им главные блюда. Для нее – тонкие ломтики утки на башне из красной капусты и запеченного картофеля, идеальный съедобный обелиск в центре большой белой тарелки. Для него – жаренную на сковороде дорадо, которая стоила, как он прикинул, примерно десять фунтов за кусочек.

– Ух ты, выглядит потрясающе! – воскликнула Полли, и ее глаза восторженно заблестели. – Мне не хочется, чтобы этот вечер кончался… Может, потом заглянем в какой-нибудь ночной клуб? Представь, что мы прогуляем до четырех, а потом все утро проведем в постели! – страстно произнесла Полли, потирая ногой ногу Квинна под столом. – Но я не уверена, что такое было бы одобрено в доме твоей матери.

Квинн опустил взгляд. Жизнь дома означала определенные ограничения ночной активности, поскольку его спальня находилась прямо над спальней матери. Пару раз он вырывался и снимал на вечер номер в отеле, чтобы не чувствовать себя связанным, но ему не хотелось вести Полли в отель, где они снимут номер в семь часов, а покинут в одиннадцать.

Словно зная, о чем они говорят, телефон Квинна завибрировал.

– Как раз вовремя, – тихо произнесла Полли. – Ответь.

– Извини… – пробормотал Квинн, выходя из-за стола, чтобы ответить на звонок в коридоре.

Канун Нового года – годовщина того дня, когда ушел отец, – всегда был тяжелым временем для его матери. И Квинн давно знал, что лучше ответить как можно быстрее, поговорить с ней, не позволить ей окончательно расстроиться. Если бы он проигнорировал звонок, то, скорее всего, у нее началась бы настоящая паническая атака.

По телефону он сумел ее успокоить. Она снова тревожилась из-за задвижек на французских окнах. Квинн был терпелив, он слушал, он говорил мягким утешающим тоном, но внутри нарастало напряжение от звуков голоса матери. Он хотел, чтобы ей стало лучше. Он не хотел возвращаться домой, не хотел слишком рано заканчивать этот вечер.

Когда он вернулся, Полли уже приканчивала главное блюдо.