Через пламя и ночь

Она замахнулась на Мавну полотенцем, беззлобно, как сама Мавна замахивалась, бывало, в пекарской на Раско или других детей, забегающих украсть горсть сушёной брусники.

– Уже поняла, – быстро ответила Мавна.

Выйдя за дверь, она выдохнула с облегчением и прислонилась лбом к стене, тяжело дыша. Спасибо, Покровители. Варде жив. И даже улыбается.

Скоро Смородник вывел Варде, поддерживая его за плечи. Мавна вытерла успевшие выступить слёзы и улыбнулась. Подумать только, сказал бы ей кто-нибудь раньше, что эти двое смогут вот так запросто ладить и не бросаться друг на друга, – не поверила бы.

– Варде, – выдохнула она. – Как ты?

Снова слабо улыбнувшись, он приобнял Мавну одной рукой за плечо.

– Прости, что напугал. Я… В порядке, наверное. Если это можно так назвать. Расскажу, в общем. А ты сама?

Мавна хотела уткнуться ему в грудь, но постеснялась – после прошлого вечера почему-то стало стыдно так навязчиво трогать Варде. Она похлопала себя по горящим щекам и деловито кивнула:

– Я тоже в порядке.

Переступив с ноги на ногу, Смородник указал подбородком в сторону выхода.

– Пошли. Подышим. Расскажешь всё, нежак.

Если бы не узкий проход, Мавна бы пошла рядом, но пришлось пропустить вперёд парней, потому что Варде без помощи едва переставлял ноги.

Они дошли до той самой лавки у забора, на которой Мавна встретила Лируша, и сели: Мавна и Варде рядом, бок о бок, Смородник – подальше, на краешке. Варде успел запыхаться за короткий путь – всего-то надо было пересечь улицу, и Мавна сочувствующе погладила его по предплечью.

– Мне так жаль, – прошептала она, не зная, должна ли извиняться перед ним.

Варде прислонился головой к стене дома и выдохнул.

– Всё хорошо. Царжа сказала, она надеялась на такой исход. Это… Этот ил… – Он махнул рукой, не зная, как лучше сказать. – То от моего упыриного сердца. Оно лопнуло.

Мавна поднесла ладонь ко рту.

– Ох, Варде…

– Звучит страшнее, чем ощущалось. Я просто почувствовал, как что-то сдавило в груди, а потом стало сыро и холодно. Царжа сказала, от её зелий погибает упыриная сущность. Не болотный дух, нет. Он никуда не денется. Но я не смогу больше оборачиваться чудовищем. И пить кровь тоже, наверное.

Мавна заметила, что Смородник слушает внимательно, наполовину повернув к Варде лицо. Подумалось: что же, расскажет всё своей Матушке при случае?

– Без шкурки и без упыриного облика? Стало быть, ты теперь человек? – недоверчиво спросил он.

Слабая улыбка Варде погасла.

– Человеком я был раньше. А теперь – болотник в людском теле. – Он передёрнул худыми плечами и поморщился. – Ни то ни сё. И был-то чем-то непонятным, а теперь ещё и от упыриной сущности избавился. Зато… Я вспомнил.

Он устало прикрыл глаза. Утренний свет золотил его волосы, мягко подсвечивал лицо – тонкое и невзрачное, каким оно казалось Мавне при встречах в Сонных Топях.

– Я из Ежовников. И всё соединилось: всё то, что я помнил как сны. Как рос в деревне, с отцом, матерью и сестрой. Как вёл хозяйство. Как гулял на праздниках. Ходил на речку с парнями из деревни. Как провожал старших в дозор. Как… – голос дрогнул, – утонул.

Мавна схватила его за руку и крепко сжала – наверное, до боли. Она видела, как Смородник встал с лавки и, заложив руки за спину, с равнодушным видом отошёл, давая им время поговорить наедине.

– Потом болотный дух занял моё тело. И мы стали одним. Я и он. Я и я. В человеческом теле выросло второе сердце. Я научился перекидываться: дух – в лягушку, лягушка – в упыря. Охотиться в одном теле и отдыхать в другом. Человек во мне затаился, почти растворился, осталась только внешность.

Мавна продолжала держать его за руку. В груди было холодно – тоскливо и страшно за Варде, но всё же она была рада видеть его живым.

– Так ты не упырь больше? Но и… не человек? Я не понимаю. Что это значит для тебя?

Варде открыл глаза и посмотрел ей в лицо – пристально и открыто.

– Я и сам не знаю. Но главное – Царжа вытянула мои воспоминания. Я ведь только ради этого и пришёл к ней. Человек-то я мёртвый. А что дальше будет с этим мёртвым телом, в котором живёт болотник, – увидим.

Он снова улыбнулся и погладил большим пальцем руку Мавны. Она засмущалась и осторожно высвободила свои пальцы. К щекам прилила кровь.

– Варде, – проговорила Мавна и заправила за уши выбившиеся прядки. – Я так боялась за тебя. Прости меня, пожалуйста. Я думаю… тот вечер…

Горло пересохло, слова никак не шли на ум, зато чувство вины снова стискивало колотящееся сердце – ошиблась, теперь расхлёбывай. Главное – не ранить Варде.

Он покладисто кивнул, опустив светлые ресницы.

– Я понимаю. Это я должен просить прощения. Извини меня, Мавна. Я был сам не свой. Эти зелья Царжи, эти воспоминания, хлынувшие вдруг… – Он потёр висок и встряхнул головой. – А тут ты – такая весёлая, какой я никогда тебя не видел. И красивая. Нет, не морщи нос, пожалуйста, ты правда всегда казалась мне красивой. Не зря же я тебя замуж звал.

Варде мягко хохотнул. У Мавны шумело в ушах от волнения, и она не могла разделить его веселье.

– То есть ты хочешь сказать… – промямлила она.