— Бросился в воду, когда его помощь была никому не нужна, только людей насмешил. А вот чтобы исподтишка очернить своего соперника, на это его достало. Не умеешь ты разбираться в людях, Кеша! Разве ты не замечал, что этот твой тихоня не прочь был поухаживать за Светкой?.. Для меня все яснее ясного. Где у него доказательства?..
Действительно, все вышло так, как и ожидал Иннокентий Васильевич: Лариса сразу стала на защиту Юрия, а во всем виноватым оказывался Илья.
— Есть доказательства? — налегла она тяжелой грудью на стол.
— Доказательств, верно, нет, — согласился Иннокентий Васильевич, — но я Илью знаю. Илья порядочный парень, он не соврет.
— Не верю! Ни одному его слову не верю! Мы с позором разоблачим этого клеветника.
— Кто это «мы»?
— Наш коллектив!
Иннокентий Васильевич нетерпеливо крякнул.
— Какой коллектив? Ты всех тут подмяла под себя, все смотрят тебе в рот. Это поддельный коллектив, я его не уважаю. Все вы обмануты…
— Не торопись делать выводы, — оборвала брата Лариса, — дело гораздо сложнее, чем ты думаешь: Юра сделал Светке предложение.
— Какое предложение? — не понял Иннокентий Васильевич.
— Вчера, когда все разошлись, они пришли ко мне и объявили себя женихом и невестой.
— Ну вот!..
Иннокентий Васильевич запнулся. Сообщение Ларисы действительно осложняло положение.
— Вот так славно! — сказал он. — И ты что же, дала согласие?
— При чем тут я? У Светки есть отец. Во-вторых, ты отстал от жизни: нынешняя молодежь не очень-то нуждается в нашем согласии. Я послала Василию телеграмму.
— Сколько слов было в телеграмме? — задал неожиданный вопрос Иннокентий Васильевич.
— Какое это имеет значение?
— Ну все-таки.
— Сорок семь.
— Так, понятно. Расписала, значит, красоту подвига и со своей стороны испрашиваешь благословения? Вот я напишу ему письмо, Васька не дурак, он разберется…
— Пожалел бы ты Светку, она так счастлива, Кеша!..
Голос Ларисы оборвался, большие глаза наполнились слезами.
— Так ведь подлость, пойми! Экая подлость! Советую и тебе пожалеть Светку. Теперь ведь не старое время, когда спешили девок поскорее сбыть с рук. Рано ей замуж, сперва надо чему-нибудь выучиться. Что она будет делать? На что годится? На папенькиных хлебах думает жить? Так ведь это до поры до времени, потом спохватится, да будет поздно. Неизвестно еще, что за женишка она подхватила, в хорошие ли руки ты ее отдаешь. После того, что я узнал, мне этот молодой человек крайне подозрителен. Не карьерист ли? Не погнался ли он за «дочкой министра»? Ты об этом подумала?.. Надо ей открыть глаза. И если ты этого не сделаешь, сделаю я.
— Бедная девочка! Подумай, какую драму это вызовет в ее душе. Может быть, на всю жизнь… Ведь это первая ее такая красивая, чистая любовь!.. Как это жестоко — втоптать в грязь светлую детскую веру в человека! Нет, Кеша…
— Чего же ты хочешь? Чтобы я промолчал?
— Ах, Кеша, ведь нет же никаких доказательств! — Лариса с жаром ухватилась за руку брата. — У меня даже язык не повернется сказать об этом Сверке. Нет, не верю я твоему Илье, наверняка он сочинил эту кляузу. Но допустим на минуту, что все было так, как говоришь ты или говорит твой Илья. Какое тяжелое впечатление произведет на нее это разоблачение! Я понимаю, были бы хоть какие-нибудь улики, а то ведь вовсе ничего, одни домыслы.
— Ну, знаешь ли!..
Иннокентий Васильевич поспешно высвободил руку из мягких пальцев сестры и поднялся.
— Не говори мне ничего больше, не объясняй, не уговаривай! Ладно, со Светкой можешь не говорить, я потолкую с ней сам. Когда вернется, скажи, что я ушел на рыбалку, что мне нужно с ней повидаться. Пусть придет ко мне на «шагальню» — она знает куда. Скажи, для серьезного разговора, пусть не откладывает!..
Лариса проводила его долгим взглядом.
— Умоляю тебя, будь с ней помягче! Поосторожней, обещай мне!..
— Постараюсь!..
Иннокентий Васильевич ушел. Разговор с сестрой наводил на сердитые мысли.
Вернувшись домой, он взял лопатку и пошел на задворки накопать червей. Когда-то у хозяйки был здесь погреб, он давно провалился. Яму засыпали щепой и перепревшим навозом. Кругом все заросло глухой крапивой и лопухами — место было уединенное, даже добычливые соседские куры не добирались сюда.
Присев на корточки, Иннокентий Васильевич отвалил лопаткой слой трухлявой соломы и стал торопливо выбирать в банку розовых упруго извивавшихся червей. Свежо и густо запахло перегноем.
В последние годы он все чаще ловил себя на стариковском обыкновении — разговаривать с собой вслух. Здесь, в крапивном царстве, по крайней мере его никто не мог услышать. И он заговорил:
— Как тебе не стыдно, тетка Лара!.. Маленький твой геройчик Юра лезет на пьедестал и собирает почести, которых отнюдь не заслужил, — в духе какого времени это делается? Какие дальние цели ставит он при этом, ты не догадываешься? «Первая чистая любовь!..» А если рядом с ней приживается наглый обман и расчет, как можешь ты закрывать на это глаза, старая ты дура, тетка Лара!.. Дух времени!..
X
Тихая застойная протока незаметно расширялась здесь, округляясь многочисленными заливчиками.