Через сердце

— Никому это не поможет и ничего не изменит. Настроили мы против себя всю дачную колонию. Все шипят, надулись. И, конечно, презирают меня, считают завистником. Вчера встретил артистов, даже руки не подали. «Да», «нет» — вот и весь разговор. А сегодня прикатил к нам на стройку Юрий, вызвал меня из конторы, поименовал «гражданином», вполне официально. Предложил, пока не поздно, отказаться в письменной форме от своих слов. Иначе в комитет комсомола нашего института будет послано коллективное письмо, разоблачающее меня как клеветника и интригана. Я сказал, что ни в чем каяться не собираюсь. «Хорошо», — говорит. С тем и уехал. Но вид был весьма многозначительный.

— И правильно сделал! — одобрил Илью Иннокентий Васильевич. — Тебе каяться не в чем. И, значит, держи хвост трубой!.. Насчет письма ничего у них не получится. Не беспокойся, ты тоже не один, я от тебя не отступлюсь. Светку не встречал?

— Видел в окошке. Улыбнулась так жалко и спряталась за занавеской.

Иннокентий Васильевич стал одеваться.

— Да, жалко девку! Уверовала она в своего спасителя, в чудо поверила — слышать ничего не хочет. Говорит: «Он меня любит…» — «Откуда знаешь?» — спрашиваю. «Он сказал…» — «Ну хорошо, а ты его?» Подумала: «Мне он тоже нравится…» Конечно, в этих делах быть инструктором я не берусь, но одного «нравится» мне кажется маловато. Как ты считаешь?..

Илья неопределенно хмыкнул. Иннокентий Васильевич долго путался, завязывая петлю галстука перед стоявшим на комоде зеркалом. В зеркале ему был виден Илья: он понуро сидел в кресле, прикрыв глаза ладонью.

— Возраст, видно, такой подоспел, бывает, теряют голову. Помню, родитель мой говаривал: «Не страшно девке, когда змей шипит, страшно девке, когда кровь кипит». Что же, в таком случае и нам не грех вступиться в дело. Лариска во всем виновата — вырастила дуреху… «Не торопись, — сказал я племяннице, — с отцом посоветуйся, дай и себе времечко подумать…» И с женишком у меня был деловой разговор: «Пускай нет у нас юридических доказательств, а совесть-то у тебя есть ли?» — спрашиваю. Не любят нигилистические черти этого слова, воротит их от него. Так и взвился жених-то! А хорошее слово, народное, верное слово. Ну, что так невесело глядишь? — толкнул под бок Илью Иннокентий Васильевич. — Давай-ка пойдем, прогуляемся. Надоело сидеть тут, надо раздышаться. А насчет донкихотства ты это зря, дело еще не кончено. Еще неизвестно, что скажет последняя инстанция.

— Какая инстанция? — поднял голову Илья.

— Ну, отец Светки. А что в самом деле? Всю жизнь был потатчиком дочери, пускай теперь расхлебывает кашу. Девчонка глупая, сослепу может в пустого ферта втюриться. Кто должен остеречь, как не отец? Я ему написал об всем…

— Послушает он вас? — спросил Илья.

— Кто? Васька-то? А как же не послушать, разве я не дело говорю? Ничего, что он залетел высоко, я постарше его, должен послушать.

Он подошел к окну, увидев переходившего улицу Капитана. Федор Иванович казался принарядившимся — в широкой бархатной блузе и сбитом набекрень берете. Широко шагая, он взмахивал закатанным в трубку ватманским листом.

— Куда так спешите? — поинтересовался Иннокентий Васильевич.

— Как, разве не слышали? Уезжают наши юные друзья, иду проводить на пристань. От папаши-министра телеграмма пришла — потребовал молодых к себе. Говорят, восхищен геройским подвигом Юры. Обещаны будто молодым путевки на Кавказ. Все хорошо, что хорошо кончается. Хэппи энд, как говорят англичане. Вот я плакатик напутственный соорудил…

Капитан помахал трубкой, — видимо, он не прочь был показать свой плакатик, но Иннокентий Васильевич перебил его вопросом:

— Насчет Кавказа-то от кого слышали?

— Артисты передавали. Будто бы Юра сказал…

— «Юра сказал»!.. Юра скажет!

— Разве не так?..

— Подождем — увидим! — загадочно сказал Иннокентий Васильевич. И тут же перевел разговор: — А что, Федор Иванович, не возникало у вас никаких сомнений насчет этого геройского подвига? Ведь вы были рядом…

— Как вам сказать? — широко развел руками художник. — Это вы насчет Илюшиной версии? Если бы он захватил на месте преступления или сам был твердо уверен… А то ведь догадка-то когда пришла ему в голову? На другой день! Нельзя же так! И даже довольно странно получается…

Илья дернулся было, но Иннокентий Васильевич придержал его за плечо.

— Значит, вы Илюшину версию начисто отвергаете? — спросил он.

— Не отвергаю. Но и не поддерживаю. Вначале мне показалось, что тут не все ладно: узел я завязывал сам, а у меня привычка все делать на совесть… Н-но! Есть такая художническая заповедь: ищи в злом доброго. Доброму я всегда готов отдать предпочтение. Тем более нет никаких доказательств!..

Видимо довольный таким выводом, Капитан гулко расхохотался.

— За сим имею честь, — приложил он к берету два пальца. — Извините, тороплюсь.