Через сердце

— Вот! — протянул он кисет Иннокентию Васильевичу, как бы не решаясь в него заглянуть.

— Тут письмецо тебе! — ощупывая кисет, сказал Иннокентий Васильевич.

Он достал из кисета маленький пакетик и, наморщив лоб, прочел надпись:

— Мар-ган-цов-ка! Что сие значит? Как прикажете понимать?

Илья смущенно фыркнул в кулак себе:

— Я просил… потом объясню…

Иннокентий Васильевич заглянул в кисет и, сказав «держи!», высыпал на колени Ильи ворох золотистых Светкиных волос. Илья торопливо оградил их растопыренными пальцами, чтобы не уронить на пол. Ему казалось, что спутанные пряди еще хранят в себе живое нежное тепло Светки.

— Письма, видно, нет, — подал Илье опустевший кисет Иннокентий Васильевич.

Он насмешливо посмотрел на большие руки Ильи, полные воздушного золота, и добавил:

— Значит, совершился постриг! Ну, будешь подкладывать под щеку, чтобы скорей заснуть… Не обошлось без сантиментов!..

Илья через силу улыбнулся. Он бережно собрал волосы в кисет и положил подушечку на колени. Ящерица была вышита не очень умелой рукой, по-ученически, видимо в самые последние дни. Пожалуй, больше похожа на крокодила.

Бедная ящерица! Она казалась такой красивой! Можно ли было придумать лучшее украшение для золотых Светкиных волос?..

Светка не поняла тогда его восторженного движения. Илья вспомнил ее искаженное ужасом лицо, нечаянные объятия и поцелуи, странные приступы слез и смеха.

Пришлось засыпать песком зеленую ящерицу. Но этот случай неожиданно сблизил их, протянулись между ними теплые дружеские нити.

По-ребячески они договорились хранить от всех эту маленькую тайну. Он обещал Светке никогда не забывать историю с зеленой ящерицей. Прощальной своей посылочкой Светка напомнила ему об этом.

«Надо быть осторожнее с женщинами!» — сказала она ему тогда. Разве он был неосторожен?.. Ему не удалось встретиться со Светкой, объяснить ей все… Конечно, ей наговаривали со всех сторон: вот каков твой Илья — завистник, интриган, клеветник!.. И она могла этому поверить. Почему бы в самом деле не поверить? Это похоже на правду. Она могла презирать его и ненавидеть. Нет, этого не случилось — она не поверила.

Письма нет, но оно и не нужно.

Илья поднял на Иннокентия Васильевича полный теплой влаги взгляд:

— Что ж, все ясно… Больше ни слова об этом!..

РАССКАЗЫ

ПРОВОДЫ

Они выстроились все в ряд: протопоп, дьякон и монашка.

Седобородый соборный протопоп стал с краю, жарко сверкая на солнце парчовой ризой. Подходившие припадали к кресту и складывали руки для благословения.

— Господь благословит, воин Христов, добрый путь! — немощным, расщепленным старостью голосом гнусавил протопоп и совал в губы неживую руку.

Стоявший рядом дьякон молча сыпал с кропила в лицо брызгами свяченой водой.

А юркая, похожая на галку монашка быстро кланялась и опускала в протянутую горсть медную иконку на шнурке.

— Спаси господи! Носите, не сымайте! — певучей скороговоркой приговаривала монашка. — Обители нашей, матушка-троеручица, заступница.

Тут же за длинным столом с подарками стояли: по-банному взопревший на жгучем солнце городской голова — местный купец Ховрин, полковник в отставке Ступица и председательница только что возникшего дамского патриотического общества мадам Шипова, попросту сказать — Шипиха.

Купец стоял недвижно, бессмысленно моргая глазами на подходивших, и пот часто капал у него с носа и взмокших бровей.

Полковник в отставке Ступица, дряхлый герой каких-то кампаний, протягивал каждому маленькую книжицу собственного сочинения «Памятка православного воина» и бубнил, тыча пальцем в обложку:

— Тут все есть, братец, понял? Одобрено комитетом под августейшим председательством…

Последнее дослушивала одна мадам Шипова, Шипиха тож. Впрочем, и той было некогда.

Красная, в съехавшей набок шляпке, расторопная эта мадам поминутно вынимала из ящиков на стол бумажные мешки с пряниками и ситцевые кисеты с табаком. И успевала каждому улыбнуться с приятностью:

— Поздравляю вас.

Только никто не мог понять, с чем поздравляла мадам Шипова подходивших.

Так прошли они, все четыреста, — хмурые, молчаливые парни в деревенских выцветших рубахах.

Опустив кудлатые головы и взглядывая исподлобья, шагали они сквозь строй городской нарядной публики и становились подле своих сундучков.

Напутственный молебен кончился.

— Садись, ребята, закуривай! — весело скомандовал воинский начальник. — По доброму русскому обычаю полагается на прощанье посидеть.

Мобилизованные присели на свои сундучки и закурили. Молча переглядывали они полученные подарки. Показывали тут же сидевшим на траве заплаканным бабам. Вяло жевали черствые пряники.

Некоторые, шевеля губами, читали сочинение полковника в отставке Ступицы. На первой странице было напечатано:

Левой, правой!
Верой-правдой
Ты царю служи.
Помни!
Бог не терпит лжи.

Прочитав это, солдаты ощупывали со всех сторон книжицу и прятали в кисеты.

На базарной площади было тихо. Где-то за заборчиком жалобно блеяла коза. Неуемно жгло солнце.

Воинский начальник присел в тень к дремавшему на крылечке городскому голове.