Через сердце

Генерал пнул корявые огромные сапожищи и отскочил.

Из-под автомобиля неспешно вылез председатель комитета Семенов.

В измазанных руках он вертел тяжелый ключ, вокруг на полу были рассыпаны гайки. Председатель вытер рукавом потное лицо и сказал медленно и нехотя:

— Какое такое «смирно»? Видите — работаю, а вы свет застили. Так я ж и не видел кто, — думал, кто из команды.

— То-то, не видел! Не видел! Кто такой? Что тут делаешь?

— Да вот кузова у ваших машин сымаю, слесарь я. Платформы поставим, хлеб на позиции возить. А то грузовые никак не берут.

— А вы спросили? А ты меня спросил? — сразу рассвирепел генерал, подступая ближе.

— Но-но! Не тыкай! — зычно поднял голос председатель, с угрозой уставляя усы. Ключ в его руке мерно закачался.

Голубые выпуклинки генеральских глаз полезли на лоб.

— Ма-ал-чать! — яростно затоптался на месте генерал. — Аре-стую!

Он вцепился в рукав председателя и рванул.

Семенов отшвырнул ключ, и глаза его в сумраке навеса зажглись фонариками.

— Уходи прочь! — торопливо и негромко выговорил он.

— А ты знаешь, что такое английский бокс? Ты знаешь, что такое английский бокс? — круто пошел на него генерал, сразу взъерошившись и выставляя вперед розовые кулачки.

От толчка председатель крепко выпрямился.

Один ус его по-прежнему торчал вверх, другой, растрепанный, нелепо обвис на губу. От этого вид его был зловеще страшен.

Семенов молча шагнул к попятившемуся генералу. И вдруг тяпнул по плечам генерала тяжелыми руками с такой силой, что тот низко присел и коротко, по-бабьи икнул.

Потом председатель широко раскрыл руки, и оба они схватились в крепкий, пыхтящий ком, с грохотом покатившийся по деревянному настилу.

На крик генерала прибежали солдаты комендантской команды, работавшие в соседнем сарае.

Насев сзади, они едва разомкнули кольцо железных председателевых рук, и высвободившийся генерал отскочил в сторону. Он поминутно поправлял криво обвисающий погон и, отдуваясь, выкрикивал:

— Мерзавец! Под суд отдам!..

А председатель, чуть побледнев, угрюмо поводил белками и усмехнулся в растрепанные усы:

— Тоже, под суд! Это которого же числа приходить?

Солдаты враз прыснули, а председатель опять полез под машину. И звонкий, горячий стук снова покатился по парку, настигая и подталкивая в спину убегающего генерала.

В столовой генерал возбужденно рассказывал о битве в сарае. Он сучил локтями и, все поправляя спадающий погон, совал в воздух кулаком:

— Славно я его… в рожу! В зубы! В усы!.. Этак, этак!.. Даже, вон видите, кожу на кулаке содрал.

Из угла растерянными глазами смотрел на генерала Мариша. И еще рассеянно слушал его, неотрывно глядя в парк, начштаба.

«Как глупо, бестактно! — нарастало в нем неодолимое раздражение. — Подрался с солдатом, фу!..»

Холодный ветер начисто переметал аллею, стайками гнал серые листья в канавку. Казалось — то лавой рассыпавшаяся конница бешено пролетает гладкий и ровный рельеф, чтобы укрыться в низине.

И чисто выметенная аллея стала светлой и пустой, как подзорная труба. В конце ее четко теперь виден двурогий серый костел.

Начштаба любил там сидеть в одиночестве. Там выглядывает из ниши маленькая мадонна с лукавой улыбкой польской паненки на мраморном личике. И над ней вьется голубое покрывало с золотой латинской вязью: «Ave, Maria, gratia plena» — чистый, светлый язык мертвых.

«Анна, Самара, девять, десять», — вспоминает начштаба ключ своей тайнописи, оставшейся навсегда без ответа.

В только что полученной сводке прочел начштаба на мгновение остановившую его сердце весть: тот, кому писал он глухими ночами длинные, убеждающие письма, упал с подножки своего вагона прямо в разъяренную солдатскую толпу — пуля революционного матроса пронзила ему горло.

«Анна, Самара, девять, десять» — язык мертвых. Что же теперь делать? Куда идти?.. «Одна за другой затмеваются звезды…»

— Так как же, Яков Сильвестрович? — заговорил просительно генерал. — Под суд его, а? Ведь этот негодяй срывал на мне погоны, видите? — Он жалобно помахал опавшим крылышком золотого оплечья. — А? Яков Сильвестрович?

— Знаете, не выйдет! — резко щелкнул каблуками начштаба. — Прочтите вот тут.

И твердо зашагал в свою комнату.

Притихший генерал с недоумением взял серую, еще сырую от клея бумажку, поднес к глазам очки, не расправляя оглобелек, и стал медленно вчитываться в тусклые строки телеграфной ленты.

XIII

В штабе видели этот необычно ранний съезд верховых к комитету и тревожились: в глубоких окнах барского дома то и дело мелькали беспокойные лица. И даже генерал не вышел в обычный час гулять в парк.

Мариша явился в комитет точно к назначенному часу. Он несмело прошел через переполненную солдатами кухню и остановился перед столом председателя.