Через сердце

Он приседал и раскачивался на скамейке, как бы готовясь вспрыгнуть на широкие плечи председателя, и, весело оглядываясь, по-козлиному заверещал:

— Ой, ма-а-ма!..

Собрание всколыхнулось от смеха. Густыми клубами покатился к потолку махорочный дым. На задних скамейках повскакивали.

— Теперь пойдет!

— Степа сейчас их загонит в пузырь.

— Крой их, Степа!

— Нашпоривай!

Сидевшему в дальнем углу Марише невольно передавалось это общее возбуждение. В происшедшей на его глазах короткой стычке он ясно почувствовал отголоски какой-то давней, глухой борьбы непонятных ему сил.

Мариша поднялся с места и с интересом стал разглядывать маленького Степу.

Степа заговорил тихо, презрительно:

— Господа почтенные, которые пришли сюда с егориями на грудях! Вы что думали: сбить вам тут кого удастся на старое? Нет, плохо вы считать учены, хоть и чиркаете карандашиками в книжках. А наша арифметика простая: вас тут от силы десяток наберется, наших остается, значит, десятка три душ. Так что ж вы нас пугать-то начали? Себе для храбрости, что ли? Известно нам и без ваших речей, что вы оборонцы, — ага! — что охота вам оттянуть дело мира до Учредительного собрания, а там либо будет, либо нет, либо карько, либо гнед. Так мы на это не пойдем и слушать вас не будем. И сами вас попросим убраться, ежели будете тут нам мешать. Понятно? Я вас об этом прямо предупреждаю.

Фракция затихла. Солдатик с «георгиями» сел на место и зашептался с соседями, возмущенно встряхивая хохолком.

— По первому вопросу, — продолжал Степа, — беру слово я. Только я скажу не от политики, а от жизни, как это было со мной на фронте, в Галиции. Пошли мы раз, три верных товарища, в разведку. И, сбившись с путя, зашли мы далеко в тыл противника. Подошли мы так, значит, к деревне, сидим во ржи и смотрим, где что деется. И видим: во садочках девчонки яблоки сымают, и во ржах жатка машется, и на кузне кузнец молотом звякает — хорошо все слыхать. И девчонки во садочках песняшки играют, вроде совсем наши. А мы сидим во ржах, как воры, конокрады какие-нибудь, с ружьями в руках. Вот тогда я и подумал: товарищи мои дорогие, это кто же такой меня во разбойники-то вписал? И на кой черт мне надо эта земля? Не надо мне эта земля, работайте!

Степа перевел дух, и с ним сочувственно вздохнуло все собрание. Лицо Степы закраснелось и помягчело, пропали жесткие скобки вокруг запавшего рта. Степа усмехался своим воспоминаниям, показывая детские голые десны.

— Я и говорю: «Пойдем, ребята, назад». — «А куда назад-то? В окопы? Нет, погоди, может, лучше сдаться ихним мужикам в руки?» Вот скинули мы всю военную сбрую, бросили ружья в рожь и по-за кустами прошли в деревню. Во садочек зашли, сшутили с девчонками и испить попросили, товарищ мой по-хохловски балакать мог. Вынесла нам бабушка одна молока: «Кто, говорит, такие будете, молодцы?» Мы, мол, русские, в плен к вам идем. «Ой-ей, говорит, бедная ваша доля». — «Почему так?» — «Да каждый день, говорит, вашего брата из лагеря на погост выносят, гробов не хватает». И заплакала над нами старушка. Поглядели мы тут друг на друга, три верных товарища, покачали головой: надо, мол, скорее смываться отсель. И пошли наобратно в рожь, накинули опять свою военную сбрую. Нет, видно, воевать нам, ребята, до скончания века — такая наша солдатская доля.

Степа остановился и прислушался. Тихо сидели делегаты, не сводили, как зачарованные, глаз со Степы.

— Я к чему вам про это сказываю? А к тому, что не было нам, солдатам, выхода из войны, кабы не революция. Что мы знали? Что понимали? Что враг у нас озашей сидит и глаза нам руками зажимает, — мы про это разве знали? Что главный враг у нас же в тылу сидит, — нам про это кто-нибудь говорил? Как слепые котята мы были! А зачем нам была эта война? Кто честно трудится, тот не разбойник, тому воина не нужна. Пускай все работают. Не мы эту грабительскую войну заварили, а буржуи. И вот наше дело теперь — ее остановить. И мы ее остановим, не спросим никого! Мы повернем штыки в тыл, на самих буржуев и на всех ихних холуев. Вот тогда мы и добьемся настоящего твердого мира… Товарищи, я кончил. Да здрассс!..

Концовка Степиной речи потерялась в горячих рукоплесканиях. Он медленно сел за спиной Семенова.

— Хорошо сказанул, Степа, — одобрил его председатель. — До всех дошло.

Он поднялся и довольно постучал по столу.

— Ну как, окопная фракция? Степа тут за всех нас сказал, прибавить нечего. Может, голоснем, а?

— Довольно, кончай!

— На местах обсуждено уж!

— Ставь прямо на голосовку!

За мир подняли руки все, кроме эсеровской четверицы и приставших к ней трех делегатов.

Им подсвистнули.

Закрасневшись, вскинул руку и Мариша. Ему все казалось, что Семенов смотрит на него и подбадривающе кивает.

Солдатик с «георгиями» взмахнул было собственной резолюцией, но его не стали и слушать. Он положил резолюцию на стол перед Семеновым и только попросил «приобщить к протоколу».

Под конец взял еще слово Левка.