Черная Африка: прошлое и настоящее. Учебное пособие по Новой и Новейшей истории Тропической и Южной Африки

Исходя из этого, следует отрешиться от взглядов на исламский фундаментализм в Черной Африке, как и в других регионах исламского мира, как на явление, затрагивающее исключительно область духовно-религиозных представлений и только. Фундаментализм, по существу, означает реисламизацию, практическое восстановление позиций и роли религии во всех областях жизни общества и индивида. В первую очередь мусульманский индивид обращает свой взор к шариату как совокупности закрепленных в Коране и Сунне морально-этических и юридических норм, который является абсолютным духовно-религиозным и правовым источником. Из этого источника общество и каждый правоверный черпают идейные установки для регулирования всей частной и публичной жизни во всех ее проявлениях, переводя таким образом религиозные принципы в практику, в том числе политическую.

Фундаментализм в исламе обладает разными значениями, смыслы их порой могут приобретать противоположное значение. Он отнюдь не сводится к религиозному фанатизму, хотя европейским сознанием, взращенном на собственных цивилизационных и культурных принципах и смыслах, воспринимается, как правило, в виде угрозы, реальной опасности. Бесспорно, фундаментализм, поставивший целью любой ценой воссоздать халифат, – трагедия и для исламского мира, и для других цивилизаций. Но нельзя исключать из вида и то направление, которое стремится, прежде всего, сохранить вечные человеческие ценности, укрепить основы собственной культуры и цивилизационной идентичности, воздвигая ее как твердыню на пути развращающему, расслабляющему действию западной массовой культуры. Этот тип фундаментализма не имеет ничего общего с взыскующими политической власти и материальных преимуществ радикальными течениями, он может стать опорой формирования единой исламской цивилизации. Однако пока что, действительно, активнее экстремистский тип, но в будущем ситуация может быть иной.

Часть IV Россия и Черная Африка [40]

§ 33. Связи с Российской империей

Знакомство россиян с Черной Африкой началось с юга: с Мыса Доброй Надежды. Вести о плаваниях из Европы в страны Востока и о Мысе Доброй Надежды, как «морской таверне» на этом пути, доходили до России задолго до времени Петра I. Петр, а затем и Екатерина II, планировали плавание российских кораблей вокруг Африки – к Мадагаскару и Индии. Эти экспедиции не состоялись. Первой большой группой россиян, побывавших на Мадагаскаре и на юге Африки, стали ссыльные с Камчатки: они взбунтовались, захватили корабль, и в начале 1770-х проделали путь вокруг стран Востока и Африки, вплоть до Франции. В конце XVIII в. на мысе Доброй Надежды бывали Крузенштерн, Лисянский и другие русские офицеры, проходившие стажировку на британских кораблях. С первых десятилетий XIX в. русские корабли регулярно плавали из Петербурга на Дальний Восток и в Русскую Америку.

Моряки оставили немало интересных описаний жизни обитателей мыса Доброй Надежды и прилегающих мест. Наиболее обстоятельные сведения собрал В. М. Головнин, который командовал шлюпом «Диана», первым русским кораблем, приплывшим к мысу Доброй Надежды и пробывшим там в 1808–1809 гг. тринадцать месяцев. Очень интересны записки писателя И. А. Гончарова – он побывал там в 1853 г. и писал в Петербург письма, подписываясь «Обломов». И записки и зарисовки художника А. В. Вышеславцева из его кругосветного плавания конца 1850-х.

С начала 1880-х началась эмиграция из России на юг Африки. До Первой мировой войны эмигрировали от 40 до 50 тыс. чел., в основном евреи.

Накануне и особенно во время англо-бурской войны 1899–1902 гг. правительство России и российская общественность симпатизировали бурам. В 1898 г. Россия установила дипломатические отношения с бурской республикой Трансвааль. Во время войны российские добровольцы сражались на стороне буров. Среди них был и А. И. Гучков. Приезжали военные атташе и офицеры Главного штаба с заданием: собрать сведения о новейших методах ведения военных действий. Издавалось множество самых разнообразных материалов об этой войне. Сборники документов, в том числе многочисленные сборники Главного штаба. Воспоминания участников войны. Слагались русские песни об этой войне. Одна из них – «Трансвааль, Трансвааль, страна моя» – стала народной, и ее пели еще много лет.

В последние десятилетия XIX в. происходило развитие и укрепление русско-эфиопских отношений. Закономерен вопрос, почему именно к Эфиопии устремились взоры российской дипломатии, почему именно эта страна вызывала у русской общественности давний и глубокий интерес. Во-первых, к концу XIX в. Эфиопия оставалась единственным африканским государством, сумевшим в период «схватки за Африку» сохранить свою политическую независимость, свои традиционные институты. Во-вторых, важнейшим фактором, предопределившим интерес к Эфиопии, стал факт определенной схожести между русской православной и эфиопской монофизитской церквями.