Черная Африка: прошлое и настоящее. Учебное пособие по Новой и Новейшей истории Тропической и Южной Африки

Существование русского и эфиопского подворий в Иерусалиме позволяло священнослужителям с одной и другой стороны все больше осознавать религиозную близость обеих стран, которая вела к взаимному интересу в целом. В этом отношении особого упоминания заслуживает деятельность архимандрита Порфирия Успенского, который, возглавив в 1847 г. русскую православную миссию в Иерусалиме, стал активным поборником объединения обеих церквей, а также политического сближения России и Эфиопии. Его многочисленные статьи на эту тему привели к тому, что эфиопы стали восприниматься в России, как «наши черные единоверцы» и «наши черные единоверные братья».

В дальнейшем, при более тщательном изучении характера и особенностей обеих церквей выяснилось, что между ними существует достаточно много различий, хотя обе они принадлежали к восточной ветви христианства. Достаточным будет упоминание, что эфиопская церковь исповедовала монофизизм, который заключался в признании лишь божественной ипостаси Иисуса Христа, которая поглотила ипостась человеческую. Постепенно разговоры об объединении церквей закончились, сведясь к признанию просто религиозной близости народов обеих стран, что нередко использовалось в политических целях. Сохранялось и восприятие эфиопов как людей близких по вере.

В период, предшествовавший дипломатическому сближению обеих стран, связи между ними осуществлялись главным образом благодаря многим русским путешественникам, посетившим Эфиопию в последнее десятилетие XIX в. Их было немало, и практически каждый из них по возвращении на родину опубликовывал воспоминания о своем пребывании в Эфиопии. Особого внимания заслуживают две поездки в эту страну поручика В.Ф. Машкова, через которого обменивались посланиями русский и эфиопский императоры. Характер и тональность этой переписки свидетельствовали о взаимной симпатии двух стран и намерении их правительств всемерно укреплять взаимоотношения.

Моральная и дипломатическая поддержка Эфиопии Россией накануне и во время итало-эфиопской войны 1895–1896 гг., материальная помощь в виде 30 тыс. берданок, 5 млн патронов и 5 тыс. сабель, присылка в Эфиопию санитарного отряда Русского красного креста для оказания медицинской помощи раненым в ходе войны эфиопам – все эти обстоятельства логически привели к установлению между двумя странами дипломатических связей.

В начале февраля 1898 г. Русская чрезвычайная дипломатическая миссия, возглавляемая опытным дипломатом Π. М. Власовым, с приданным для охраны военным конвоем, прибыла в Аддис-Абебу, где ей был устроен пышный прием. Таким образом многолетние связи между Россией и Эфиопией были поставлены на прочную основу дипломатических отношений.

Отсутствие ярко выраженных политических и экономических интересов в Эфиопии позволило России в лице ее дипломатов занять место благожелательного советника при императоре Менелике II. «Видя в русских православных, братьев по вере, и пока ничем не заинтересованных, а следовательно, вполне бескорыстных друзей, – отмечал в своем донесении в Петербург Π. М. Власов, – они относятся к нам более предупредительно и дружелюбно, чем к своим соседям французам, англичанам и итальянцам (…)»[41].

Наиболее плодотворными были первые годы пребывания в Аддис-Абебе русской дипломатической миссии. Так, по просьбе эфиопского монарха, русские офицеры, прикомандированные к миссии, приняли участие в качестве военных советников в экспедициях эфиопских войск по присоединению соседних областей. В целом, Россия стремилась положительно реагировать на все просьбы, исходящие от правительства страны.

Заметное влияние на отношение эфиопов к России оказал исход русско-японской войны 1904–1905 гг. Поражение России пагубно отразилось на ее престиже, эфиопские правящие круги стали сомневаться, так ли сильна держава, побежденная маленьким азиатским государством. Эта ситуация была умело использована западными дипломатами в Аддис-Абебе в своих интересах.

В последующие годы официальные связи между Эфиопией и Россией постепенно сходили на нет. И дело было не только в исходе русско-японской войны. Все больше стала сказываться незаинтересованность российского правительства в африканских делах, определившая Эфиопии место не в центре политических интересов России, что обусловило неактивный и относительно вялый характер русского присутствия в этой стране. Достаточно сказать, что из всех великих держав Россия, имея на это больше оснований, чем любая другая европейская страна, так и не заключила с Эфиопией договора, обеспечивающего ей режим наибольшего благоприятствования. Отсутствие у МИД России четкой линии в отношении Эфиопии объяснялось, помимо прочего, финансово-экономической неконкурентоспособностью России по сравнению с ее основными соперниками и необходимостью сосредоточивать усилия на районах жизненно важных интересов в тот период – Европе, Дальнем и Ближнем Востоке.