В свертке оказалась не голова, хотя сейчас Козимо предпочел бы увидеть лучше ее, чем то, что увидел. Папская тиара, украшенная множеством драгоценных и полудрагоценных камней, была хорошо знакома Медичи, именно ее предлагал в качестве залога Косса, когда просил деньги на выкуп своих родственников у Неаполя.
Он с ума сошел?! Тиара — символ папской власти, одно дело — отдать ее в залог (формально на хранение) банку Медичи, но совсем другое — принести завернутой в плащ тогда, когда город окружен плотным кольцом войск короля Сигизмунда, самого Коссу того и гляди заставят отречься, а обыскать могут любой дом и даже банк!
Козимо уже несколько недель ничего не знал о том, где папа Иоанн и чем занимается. Но не заподозрить неладное было невозможно. Косса никак не объяснил причину возврата тиары, не попросил деньги, не сказал, как скоро заберет ее.
Но главное — предчувствие неприятностей. Оно никогда не обманывало Медичи, что отца, что сына. И если сердце не находило покоя, значит, что-то нехорошее должно произойти. И это нехорошее вполне могло быть связано с Коссой, против которого ополчился весь Собор. Возможно, жители Констанца или многочисленные гости самого разного толка не понимали грозившей папе опасности из-за ходившего по рукам перечня его прегрешений (а если и понимали, то это мало их трогало), но Козимо не мог не сознавать.
А если завтра что-то произойдет с Коссой? Если того арестуют, ведь теперь возможно и такое!
Козимо взволнованно мерил шагами свою небольшую комнату, стараясь держаться подальше от свечи, чтобы колебание пламени не привлекало ничье внимание.
Ясно одно: тиару нужно срочно куда-то девать, за такую можно и собственной головой поплатиться! Но куда?
Решение пришло не сразу.
На рассвете Антонио в сопровождении приличной охраны из числа слуг уезжал во Флоренцию с банковскими документами, чтобы привезти обратно золотые флорины — они особенно ценились среди монет. Козимо тоже должен был отправить с ним свой сундучок с бумагами.
— Гвидо, — окликнул Козимо своего слугу, — позови ко мне мессира Антонио. И собирайся, ты поедешь с ним.
Гвидо, которому только-только удалось уломать аппетитную вдовушку с соседней улицы, буквально взвыл:
— Мессир Медичи! Почему я?!
— Не болтай, а скорее собирайся. Только сначала позови Антонио.
Антонио был уже готов к отъезду. В горах светает поздно, а темнеет рано, с первыми лучами солнца надо отправляться в путь, чтобы успеть дотемна найти пристанище на ночь.
— Гвидо сказал, что едет со мной. Ни к чему, мы и сами справимся, мне от него пользы немного, вам нужней.
— Антонио, прикрой дверь.
Козимо уложил в свой сундучок последние бумаги с рисунками, закрыл его и тщательно запечатал своей печатью.
— Антонио, помнишь маленький монастырь, в который мы поднимались с тобой и Гвидо?
— Да, — кивнул Антонио. Неужели ему снова придется карабкаться по круче, чтобы купить пару старых свитков у тамошних монахов? Честно говоря, не время, они везут важные бумаги, к тому же каждый день на счету…
— Постараешься остановиться как можно ближе, чтобы Гвидо смог отнести туда вот это. — Козимо кивнул на сундучок. — Сам не лезь, тяжело и опасно, пусть он сходит. Нужно оставить сундук монахам на хранение, я потом сам заберу.
— Мессир Медичи, я довезу ваши бумаги до Флоренции, они никуда не денутся.
Козимо положил руку на крышку сундука и покачал головой:
— Нет, ты отправишь Гвидо к монахам и постараешься, чтобы об этом никто больше не узнал — только ты, он и я. Эти сто флоринов для монахов, эти двадцать для Гвидо, а эти, — Козимо протянул помощнику еще стопку, — чтобы вы двигались до ущелья, над которым монастырь, как можно быстрее.
Антонио сундучок взял, смотрел настороженно:
— В нем что-то очень важное?
— Да. Домой не везите, но и выбросить с кручи тоже нельзя. Запомни: я потом заберу. Зови Гвидо, вам пора ехать, скоро рассвет.
От двадцати монет Гвидо заметно повеселел. Козимо, смеясь, пообещал после возвращения дать еще столько же.
— Я буду богачом! — хохотнул слуга.
— Держи язык за зубами! — неожиданно разозлился Козимо. Это заставило Гвидо и впрямь прикусить язык и стереть улыбку с лица. Не каждый день увидишь, как хозяин гневается.
Гвидо повторил Козимо все наставления, показывая, что все понял, обещал все выполнить и держать язык за зубами, и небольшой отряд тронулся в путь.
Глядя им вслед, Козимо подумал, что, возможно, стоило бы уехать и самому, но остался на месте.
Неизвестно, чего он избежал бы, уехав, но известно, чего не избежал, оставшись.
Косса, встав перед собором на колени, торжественно поклялся, если так решит собрание, отречься от тиары в пользу достойнейшего, поставив одно условие: чтобы отреклись и два других папы!
Но это ничего не изменило, войска уже плотным кольцом окружили Констанц, даже бывшему папе никто бы не позволил уехать, а оставаться в городе в окружении врагов и при таком количестве желающих расправы над ним низверженному Коссе смертельно опасно.