Черная изба

Через минуту-полторы скрип утих. В коридоре снова послышались легкие шаги. Кочерга вошла в той же обтягивающей футболке, но уже без штанов – только в черных кружевных трусах. Села на ту же табуретку, расставив ноги, и Катя с ужасом увидела на внутренней стороне левого бедра черную язву с воспаленными, набухшими краями. Кочерга проследила за ее взглядом и сдвинула колени.

– Ну, чего тебе? – сказала она неприязненно.

– Я… – Катя пыталась сориентироваться, выбросить из головы увиденное. – Вы сказали, что думали, будто это все неправда…

– Думала, – согласилась Кочерга.

Она еще помолчала. Катя мысленно молила: ну пожалуйста, продолжай, пожалуйста…

– Мой мальчик согласился посторожить, – продолжила наконец Кочерга, будто смилостивившись. Мы думали, что это все большой-большой театр, сечешь? Тебя ведут в черный дом и там кладут на постель. Одеяла не дают, печки там нет. Мальчик прятался в лесу, недалеко от камня. Я специально не выпила этот их чаек: думала, там дурь какая-то, от нее башка едет и кажется всякое. Мы ждали, что придет кто-нибудь из липатовских мужиков. И тогда я подниму крик – мой мальчик туда вбежит, наваляет этим клоунам…

Кочерга вдруг подняла лицо к лампе и тихонько запела:

Бай-бай да люли, хоть сегодня умри…
А завтра мороз, снесут на погост,
Поплачем-повоем, в могилу зароем…

Умер он, вот так, – продолжила-пропела она, прервавшись на секунду, но не опуская головы. – Мальчик-то мой умер!

Она с шумом выдохнула через рот, нашла взглядом Катю и неожиданно подмигнула ей.

– Боишься? Не бойся, это давно было! Утром нашли его в сугробе, синего, с переломанными ногами. Заблудился, упал в яму. Всю жизнь в той деревне жил, а тут в трех соснах заблудился… – Кочерга снова откинулась на табуретке так, будто гравитация на нее не действовала. – А я все забыть пытаюсь, – прошептала она в потолок. – Пытаюсь – и не могу. Я так жалею, так сильно жалею, что чаек не выпила… Кто пьет, ничего не помнит. Или почти ничего. А я помню. Помню, помню, помню… – монотонно забормотала она. – Глаза ты можешь закрыть – да и только, надо было раньше думать, Машка-а-а-а… Каждый год новую девку выбирают… А сейчас и выбирать не из кого, потому что оттуда все бегут. Бегут, бросают дома, бросают хозяйство… Мои вот не убежали. Продали меня за мед, за лесное разнотравье… Они квартиру мне купили, а я ее продала, деньги растрынькала! Все хотела забыть, все хотела убежать… Холод… Такой холод… Я до костей промерзла, одни кости остались – погляди вот!

Она сунула руки Кате под нос, качнулась вперед на стуле, не удержалась и упала, ударившись головой об угол стола. Лоб наискось прочертила алая струйка крови. Катя вскрикнула и вскочила с дивана. Хотела поднять Кочергу, но ее оттолкнул ворвавшийся в кухню в одних трусах Александр.

– Маша, очнись! – Он схватил Кочергу за плечи и сильно тряхнул. Кочерга как бы нехотя раскрыла опухшие красные глаза.

– Маша, сколько я тебе говорил: вмазалась – иди спать! – Он легко поднял женщину за подмышки и поставил на ноги. Подвел к кухонной раковине и начал умывать. Кровь потекла в сливное отверстие, темные волосы надо лбом выбились из пучка и намокли. Катя стояла и смотрела.

– Уходите отсюда! – рявкнул мужик через плечо. – Что вам от нее надо?

– Маша мне хотела рассказать… – растерянно начала Катя.

– А вы слушайте побольше, – буркнул Александр, промокая Кочерге лоб зеленым кухонным полотенцем. – Вы совсем маленькая еще, не понимаете? Она наркоманка, героиновая наркоманка, ваша новая подружка! Она вам еще и не то расскажет. Кошелек проверьте, чтобы потом сюда не бегать с полицией. И давайте уже идите, загостились, пожалуй!

– Куда идти? – растерялась Катя.

– У вас что, дома нет? – недовольно спросил мужчина, поднимая полубессознательную Кочергу на руки. – Вот домой и идите. А вашей Маше спать пора.

«Бай-бай да люли…» – вертелось в голове у Кати, пока она шла ночными улицами, прижимая к себе рюкзак и опасливо вертя головой. «Хоть сегодня умри…»

Значит, Кочерга не сумасшедшая, а наркоманка. А есть ли разница между этими двумя состояниями? Можно ли верить этому бреду про камень, которому приносят в жертву девственниц и младенцев? И о какой жертве речь, если девушки возвращаются? Она-то надеялась, что рассказ Кочерги что-то прояснит, но он еще больше все запутал. Может, завтра снова прийти и дорасспросить ее, пока Александр на работе? Эта мысль вызывала у Кати только ужас и отвращение.

Она рассчитывала зайти в супермаркет, но тот оказался закрыт. Значит, уже больше двух часов ночи. Интересно, что об этом думает мама? Будет орать? Мысли у Кати от усталости путались, ноги на автомате несли ее вперед. Она окончательно утратила всякую бдительность и на повороте во двор врезалась в какую-то черную фигуру, уронив от неожиданности рюкзак.

– Катька!

– Мама?

Мама схватила Катю за плечи, вглядываясь ей в лицо.

– Что, Максим опять потерялся? – спросила Катя, поводя плечами.