– Отвар. – Кочерга продолжила рассказ. Катя хотела перебить: кто пришел? с каким условием? – но побоялась, что рассказчицу опять замкнет, и промолчала. – Чаек – так они его называют. Густой, вонючий, приторный. Нужно ме-е-едленно пить, чтобы не сблевать. Я пить не стала. Швырнула этой старой кляче полную кружку прямо в ее лошадиную морду. Зря… – Она снова изогнулась и с усилием повела плечами, как будто что-то изнутри ее гнуло и корежило. – Потом они ведут тебя в баню. Там раздевают, моют, осматривают. Тому, из камня, нужны девственницы. Ну или хотя бы не сильно шлюхи. Я вот сгодилась, хотя и был у меня тогда уже мальчик… Потом, значит, мажут тебя специальным кремом. От него начинаешь вся гореть, как будто все тело у тебя – один сплошной клитор. Сечешь, малявка? Вот только потом трахаться тебе уже не захочется никогда. Все не то, поняла? Ты выгораешь, выгораешь дотла… Так и задумано. А я думала, это все вранье. И мальчик тот, с которым я тогда спала, тоже так считал.
Кочерга надолго замолчала. То ли вспоминала, то ли опять отключилась. Она заметно расслабилась, плечи опустились, босая нога поехала по линолеуму.
Вдруг она вскинула голову и снова заговорила:
– Первыми к нему пошли Липатовы. Внучки Натальи Степановны. – На этот раз Кочерга начала совсем с какого-то другого места. Катя не перебивала. – Это ж ясно, да? С того, кто затеял, первый спрос. Сначала пошла Ленка. На следующий год – Маруся. Каждый год нужно ходить, чтобы договор был в силе. А если никто не придет – опять нужна будет жертва, сечешь? А живая девка все-таки лучше мертвой ляльки, да?
Катя молчала. Ее трясло – пришлось поджать под себя ноги, чтобы ненароком не вскочить.
– И Лебяжье… рас-цве-ло! – Кочерга вскочила и театрально раскинула руки в стороны, как будто собиралась взлететь. – Вокруг снег, а у нас тепло. У всех неурожай, а у нас яблони подпирать приходится. А яблочки-то как и не сибирские вовсе! Мед, травы, ягоды… Как говорят: палку в землю воткнешь – и та цветет. Скоро нас возненавидели все соседские деревни. А нам-то что?
Потом у Липатовых девки закончились. Их и было-то всего три: Ленка, Маруся и Наташка, по бабушке. И тогда в ход пошли подросшие дочки местных алкашей. Их у родителей выкупали. Идет девка – ей приданое. Дом чинят, обучение оплачивают. Они тогда уже могли: деньги появились. Поговаривали, что будут косметику делать…
– Делают, – вставила Катя. – Бренд «Тайга».
– Делают, – усмехнулась Кочерга. – Ну так вот.
Она снова замерла и уставилась застывшими глазами куда-то в окно, чуть повыше Катиной головы.
– А что случилось с теми девчонками? – осмелилась наконец спросить Катя. – Ну, с Ленкой, Марусей…
– Да ничего такого, – не отрывая взгляда от окна, ответила Кочерга. – Ходили в дом и возвращались.
– В какой дом?
Катя чувствовала, что Кочерга теряет интерес к повествованию, уплывает куда-то в свои мысли. В отчаянии она вскочила и распахнула форточку. Поток холодного воздуха ворвался в кухню, и Кочерга вслед за ним вскинула голову и руки, изгибаясь в каком-то жутковатом подобии танца.
– Черный дом на сваях, – прошептала она таинственным голосом, и у Кати по спине пробежали мурашки. – Липатовы построили дом… до-о-ом… избушку… на курьих… НОЖКАХ!!!
Она вскочила с табуретки и проделала несколько танцевальных па, задевая руками люстру. Фиолетовые блики заметались по стенам. В коридоре послышались шаги.
– Пошел вон! – вскрикнула Кочерга и, резко обернувшись, выплеснула стакан с водой прямо в лицо подошедшему мужчине. Тот ахнул, отскочил и, поскользнувшись, еле удержался на ногах.
– Я тебе что говорила? – прошипела она, надвигаясь на него. – Не! Ме! Шать!
– Маша… – забормотал он испуганно, вытирая лицо ладонью, – Маша, тише, соседи придут, ты тут танцуешь опять…
– Хорошо, – внезапно успокоилась Кочерга. – Я не буду танцевать. Не буду. И петь не буду, и читать стихи с табуреточки тоже не буду. Ложись-ка спатеньки, Александер, завтра тебе в офис, надо выспаться…
Ее голос стал почти нежным, тонкая рука легла на лысеющую голову Александра и погладила ее, ероша остатки серо-коричневых волос. Он прижался к ней щекой. Катя заметила, что из уголков глаз у него ползут слезы.
– Маша, – прошептал он, – ты же обещала мне, когда ложилась в клинику…
– Я и сейчас обещаю, – театральным шепотом сказала она. – Ложись, а когда проснешься – все покажется тебе сном. Будет яичница с помидорами и свежесваренный кофе. Ложись. Ш-ш-ш. Ложись.
Она обняла вздрагивающего мужчину за плечи и вывела его из кухни. Катя опять осталась в одиночестве. В голове не было ни единой мысли. Она встала, взяла другой стакан и тоже налила себе попить из-под крана. Глоток холодной воды будто вернул ее в тело, и она ощутила, как сильно замерзла. Из-за стены послышался ритмичный скрип. Катя метнулась назад, на диван. Что делать? Уйти? Ждать, пока Кочерга вернется? Господи, а времени-то сколько? Телефон уже наверняка полностью разрядился, а часов нигде не видно…