Черная изба

«Здравствуйте, леди!» – эхом отдалось в голове у Кати вчерашнее ерничанье местных алкоголиков. Ее передернуло. А вдруг лет через двадцать вот этот парень с красивыми голубыми глазами станет таким же отвратительным синяком? Да нет, не может быть, наверняка он где-то учится или даже работает – вот же, один живет… Она нерешительно поднялась, держась за протянутую ладонь, и взяла ручку. Надо же, гелевая, серебристая. Катя подышала на стержень, оперлась коленом на диван и наклонилась, примериваясь, где бы оставить подпись.

– Красивый вид! – негромко протянул сзади кто-то из парней. А потом она почувствовала на спине чужую руку и вдруг поняла, что замечание про вид относится к ее обтянутой джинсами попе.

Краска бросилась Кате в лицо. Она отшвырнула ручку, выскочила в коридор и принялась нашаривать в потемках свои кроссовки. Следом за ней из комнаты вразвалочку вышел Ветер, и в маленькой прихожей сразу стало тесно.

– Кать, ну что ты, обиделась, что ли? Прости дурака, это же просто шутка, можно сказать, даже комплимент. Хочешь, я его выгоню? – Он подошел к ней вплотную и попытался обнять. Его губы оказались совсем рядом с ее лицом, пахнуло пивом и разогретой кожей. Голова закружилась.

– Тебе-то что? Новую косичку в альбом хочешь? – огрызнулась Катя, стряхивая наваждение. Очарование теплого вечера с песнями развеялось. Ах, если бы они просто и дальше шли по бульвару, болтали, его рука лежала бы у нее на талии, и она наслаждалась бы лестным вниманием симпатичного взрослого парня…

– Ну надо же, какие мы гордые! – насмешливо протянул Ветер, отстраняясь. – Была бы честь предложена.

– Тоже мне, честь! – Катя фыркнула, сунула ноги в кроссовки и выскочила за дверь. Никто ее больше не останавливал, и это было вдвойне обидно.

Лифт был занят: гудел где-то внизу, между третьим и четвертым этажами. А вдруг там Юля и компания возвращаются из магазина? Еще потащат назад… Катя пошла пешком.

Ветер жил на восьмом. Свет горел не на всех этажах, кое-где приходилось спускаться почти наощупь. Катя вздрагивала и озиралась: ей всегда было неуютно в подъездах высотных домов. В их хрущевке на лестнице были большие окна, бабушки разводили цветы на подоконниках, на некоторых площадках даже половички лежали. Не то что здесь: разномастные двери, где железные, где фанерные, стены исписаны, звонки кое-где залеплены жвачкой.

На площадке третьего этажа, у мусоропровода, в темноте кто-то стоял и курил. Катя вскрикнула от неожиданности, слишком поздно разглядев впотьмах высокий тонкий силуэт на ломких ногах. Некто обернулся, огонек сигареты осветил лицо, и Катя тут же узнала вчерашнюю знакомую.

– Кочерга? – вырвалось у нее. – Маша Кочерга? Вы тут живете?

– Ты откуда меня знаешь, малявка? – медленно проговорила женщина после почти полуминутной паузы. Сегодня ее голос звучал не так, как вчера: он был более низким, медленным, она растягивала слова, как будто говорила на чужом языке. Катя вспомнила Леночку на транквилизаторах и поежилась.

– Я не вас, я знаю Леночку, Лену Хорошилову из Лебяжьего, – заторопилась Катя. – Она рассказывала, что вы были самая красивая в деревне и что хотели в художку, но не вышло. Она, Леночка, тоже хотела в художку, а ее заставили на ветеринара… а потом с ней что-то странное случилось прошлой зимой, и она совсем перестала учиться. Я слышала в деканате, какой-то камень, какой-то отвар, потом она таблетками отравилась, мы все так испугались…

– На актерское я хотела, – так же врастяжку произнесла Кочерга. Она ткнула окурком в стену, запахло жженой известкой. – На актерское, да не взяли меня. Фактуры нет, сказали. А Хорошиловых помню. Мелкая такая баба, Зарина, что ли? И две дочки у них.

– Да-да, точно. И муж пьет, – подтвердила Катя.

– Пил, – кивнула женщина. – Наверное, и сейчас пьет. Тоже из бывших, из спортсменов, что ли. Так надо-то тебе что от меня?

– Я спасибо хотела сказать. За вчера, за то, что вы от меня тех пьяниц прогнали. И еще… я думала, может, вы мне расскажете, что там за отвар и что за камень. Мне… мне Леночку очень жалко, понимаете? Я…

– Про камень? – не дослушав, переспросила Кочерга. – Ну смотри, я сегодня добрая. Могу и рассказать. И про отвар, и про камень. Вот только не думаю, что история тебе понравится. А пошли, побеседуем. – Она покачнулась на каблуках, но быстро восстановила равновесие и пошла по лестнице вниз, где темноту рассекала полоска тусклого света из слегка приоткрытой двери.

14

– Дверь захлопни, – равнодушно сказала Кочерга, сбрасывая туфли.

Ноги у нее были грязные, худые; распухшие суставы длинных пальцев и сильно выпирающая косточка делали их похожими на птичьи лапы. Катя смотрела на остатки бордового лака на ногтях и чувствовала, как внутри поднимается что-то среднее между тошнотой и хтоническим ужасом. Спохватившись, она отвела взгляд и со всех сил хлопнула тяжелой металлической дверью об косяк.

– Маша, ты там с кем? – Слева открылась дверь в комнату, и оттуда высунулся какой-то мужик.