Черная карта судьбы

Почудилось, эти ярко-голубые глаза не просто прилипли к лицу и телу, но и покрыли всю Лизу плотной, почти воздухонепроницаемой пленкой! Стало душно, несмотря на мороз, и она, почти безотчетно распахнув дубленку, коснулась крошечного старинного китайского кулона (на халцедоне — обычном халцедоне, которые в изобилии выносит Амур на свои пляжи и которые называются просто «кремушки», изумительно тонко нарисован свившийся в кольцо дракон, лежащий на лепестках хризантемы), который подарила ей когда-то мать и который Лиза носила не снимая — и из-за редкостной красоты его, и потому что это был подарок матери, а ведь невозможно перестать любить свою мать, что бы она ни совершила!

Стоило Лизе коснуться кулона, как вспомнилось: вот она, еще девчонка лет пятнадцати, и ее любимая тетя Женя, которую Лиза не могла называть иначе чем просто Женька и которая была ей скорее близкой подругой, чем старшей родственницей, но была также и учительницей, — вот они сидят, прижавшись друг к другу, на старом, продавленном и ободранном тракторном сиденье, невесть как и когда попавшем во двор дома на Театральной, где тогда жили Морозовы… сиденье широкое, как диван, от него приятно пахнет мазутом и солнцем… и Женька очень серьезно говорит:

— Если кто-то пытается подчинить тебя своей воле, глядя тебе в глаза, не пытайся ответить тем же. Это приведет лишь к изнурительной борьбе, из которой тебе вряд ли удастся выйти победительницей. Лучше не отрываясь смотри в место над основанием его носа и бровями. В точку третьего глаза. Если смотреть как надо, этот человек и ослепнуть может.

— А как надо смотреть? — жадно спросила тогда Лиза, которая хотела знать как можно больше, еще не задумываясь над тем, что не всегда стоит применять свои знания на практике.

— Об этом потом, — покачала головой Женя. — Тем более что я сама не умею так смотреть. Такое впечатление, что раньше умела, а потом почему-то разучилась. Я, кажется, даже в раннем детстве умела больше, чем сейчас! Потом кое-что потеряла, когда… впрочем, это долгая история. А потом еще больше потеряла, только вроде бы без всякой причины. Поехала в командировку на гидрографическую станцию на Охотское море, и там что-то такое произошло… не помню. Но я уже стала другой. Впрочем, куда это меня занесло? Я ведь о защите. Запомнила?

— Запомнила, — кивнула Лиза. — А если он продолжает на тебя воздействовать и ты чувствуешь, как это опасно?

— Для начала попытайся вообразить, что этот человек отделен от тебя пуленепробиваемым стеклом. Ведь мыслительные или даже энергетические атаки вполне можно сравнить со стрельбой: иногда с одиночными револьверными выстрелами, иногда с пулеметной пальбой, иногда с градом или даже ливнем пуль. Вот когда ты чувствуешь, что стекло дало трещину, переплети пальцы обеих рук и положи сложенные руки на солнечное сплетение, прижав пальцы к бокам. В это время ноги должны соприкасаться друг с другом. Таким образом ты создашь из тела замкнутую систему, не будешь терять своих сил, а противник растеряется. В этот момент ты можешь решить, что делать: спасаться бегством или наступать.

Воспоминание промелькнуло мгновенно, но тут же было разрушено насмешливым мягким голосом:

— Толково, очень толково. Только сейчас спасаться пока не от кого.

Лиза встряхнулась, уставилась на Абрамову.

— Вы что-то сказали? — спросила недоумевающе.

— Только то, что вряд ли вам сейчас удастся поговорить с девочками, — спокойно ответила Абрамова. — У них переохлаждение, нервное потрясение, они голодны… врачи вас к ним просто не пустят. В общих чертах я сообщила вашему дежурному, что с ними произошло.

— А кстати, как вам это удалось сделать? — поинтересовалась Лиза. — У вас что, рация имеется в машине?

— Почему это — рация? — удивилась Абрамова. — Просто я забыла заправиться — пришлось остановиться у бензоколонки, а пока заливали топливо, я позвонила из автомата, который там был. Можете проверить, если хотите.

— Понятно, — кивнула Лиза. — Все просто.

И в очередной раз удивилась: почему, ну почему ей так не по себе рядом с Абрамовой?

— Ну конечно, вся эта история — простая случайность, — улыбнулась в это мгновение Людмила Павловна, зябко потопав по ступенькам своими изящными сапожками. Ножки у нее были маленькие, как у Золушки. — Девочки заблудились в лабиринте, я их случайно нашла…

— А дверь? — резко бросила Лиза. — Как вы открыли железную дверь?

Голубой взгляд снова залепил дыхание, отнял силы — впрочем, это, как и в прошлый раз, длилось только мгновение.

— Ах ты, голубушка моя! — с какой-то злобной нежностью промурлыкала Абрамова.

— Что?! — дернулась к ней Лиза так резко, что Абрамова даже отпрянула:

— Ровно ничего, что с вами? Я только сказала, что ни я никакой двери не видела, ни девочки ни слова о ней не говорили. Нет, в самом деле не было двери!

«А слова — слова про голубушку? И что опасаться пока некого — эти слова были?» — чуть не вскрикнула Лиза, но, разумеется, промолчала, опустила глаза.

— Извините, вы курите? — спросила вдруг Абрамова.