Черная книга

Тогда Галип набрал номер Искендера, собираясь сообщить ему, что вот-вот отыщет Джеляля, и спросил, надолго ли еще англичане задержатся в Стамбуле.

– Они здесь последний вечер, – вздохнул Искендер. – Завтра рано утром улетают в Лондон.

Галип сказал, что уже нашел Джеляля и тот хочет встретиться с английскими журналистами, чтобы сделать заявления по нескольким важным вопросам; Джеляль придает этой встрече большое значение.

– Тогда я договорюсь с ними на сегодняшний вечер, – обрадовался Искендер. – Они тоже очень хотят встретиться.

– Пока я здесь, звони, если что, – сказал Галип и продиктовал Искендеру номер, написанный на телефонном аппарате.

Потом он набрал номер тети Хале и, изменив голос, представился верным читателем и поклонником Джеляль-бея, желающим выразить мэтру восхищение его сегодняшней статьей, а в голове мелькали мысли о том, не обратились ли родственники, долго не получавшие известий от него и Рюйи, в полицию. Или родня все еще ждет их возвращения из Измира? Может быть, Рюйя зашла к ним и все рассказала? Не давал ли знать о себе Джеляль? Тетя Хале говорила, что Джеляля у нее нет, советовала позвонить в редакцию, и в ее рассудительных словах не было ничего способного внести ясность в эти вопросы. В двадцать минут третьего Галип начал звонить по семи номерам, записанным на последней странице «Характеров» Лабрюйера.

Отвечали ему совершенно незнакомые люди: болтливый мальчишка; грубый мужчина с визгливым голосом; хозяин закусочной; два торговца недвижимостью, которых нисколько не интересовало, кому раньше принадлежали эти номера; пожилая портниха, утверждавшая, что ее номер уже сорок лет как не менялся, и молодожены, обычно поздно вечером возвращающиеся домой. Когда Галип дозвонился до всех них и окончательно повесил трубку, было уже семь часов. Сражаясь с телефоном, он успел заглянуть в шкаф из черного дерева и там, на нижней полке, на дне коробки с открытками, которые раньше без особого интереса перебирал, обнаружил десять фотографий.

Фотография, снятая во время прогулки по набережной Босфора, в Эмиргане, в кафе под знаменитой огромной чинарой: дядя Мелих в костюме и галстуке, красавица тетя Сузан, в молодости очень похожая на Рюйю, какой-то незнакомец – не то один из странных приятелей Джеляля, не то имам местной мечети – и одиннадцатилетняя Рюйя. Все внимательно смотрят в объектив фотоаппарата, который, очевидно, держит Джеляль…

Рюйя, в платье с бретельками, которое она носила летом после второго класса, и Васыф показывают двухмесячному Угольку, котенку тети Хале, рыбок в аквариуме, а Эсма-ханым, прищурившись, курит и поправляет платок, не зная, попала она в кадр или нет…

Снимок, сделанный зимним днем на Шекер-байрам[193] в первый год первого замужества Рюйи, когда она, революционно настроенная и независимая, редко навещала родственников, но в тот раз неожиданно явилась к семейному застолью (одна, без мужа). На фотографии она, разомлевшая от сытного угощения, сладко спит на Бабушкиной кровати, подтянув ноги к животу и уткнувшись носом в подушку, – точно в такой же позе Галип видел ее в последний раз, семь суток и одиннадцать часов назад…

Все семейство вместе с консьержем Исмаилом и Камер-ханым позирует у дверей Шехрикальпа. Маленькая Рюйя, с ленточкой в волосах, сидя на руках у Джеляля, смотрит на уличную собаку, которой, конечно, уже давно нет на свете…

Тетя Сузан, Эсма-ханым и Рюйя стоят в толпе, выстроившейся по обе стороны проспекта Тешвикийе от женского лицея до самой лавки Аладдина, чтобы приветствовать Шарля де Голля, – на фотографии, правда, самого президента Франции нет, виден только бампер его автомобиля…

Рюйя присела за трюмо своей матери, заставленное пудреницами, баночками крема «Пертев», флаконами с розовой водой, одеколоном и духами, пилочками и заколками, склонила свою короткостриженую голову между створками зеркала, и вместо одной Рюйи стало три, пять, девять, семнадцать, тридцать три…

Рюйя, в ситцевом платье без рукавов (здесь ей пятнадцать лет), не знает, что ее фотографируют. Освещенная ярким солнцем, бьющим из открытого окна, она склонилась над газетой с отсутствующим выражением лица, которое каждый раз заставляло Галипа чувствовать себя лишним рядом с ней, теребит волосы и вписывает слова в кроссворд карандашом с обгрызенным ластиком. Рядом на столе – пиалка с каленым горохом…

Рюйя весело смеется, сидя в этой самой комнате, где Галип провел столько часов, рядом с этим самым телефоном, по которому он только что говорил, в этом самом кресле, в котором он сидит сейчас. Судя по тому что на шее у нее кулон с изображением хеттского солнца[194], который Галип подарил ей на последний день рождения, снимок сделан, самое раннее, пять месяцев назад…

Рюйя, расстроенная очередной ссорой родителей (во время прогулок отношения они выясняли всегда особенно бурно), с кислой миной сидит на открытой террасе какого-то неопознанного Галипом ресторана…