В ту ночь Галип увидел во сне Рюйю. Она лежала там, в лавке, и вокруг валялись куклы. Рюйя была еще жива. Вместе с куклами она открывала и закрывала глаза, еле слышно дышала и ждала Галипа, но он опоздал, он никак не мог туда пойти – мог только издалека, из окна дома Шехрикальп, смотреть сквозь слезы на свет в лавке Аладдина, заливающий заснеженный тротуар.
Солнечным утром в начале февраля отец сообщил Галипу, что из кадастрового бюро Шишли пришел ответ на запрос дяди Мелиха по поводу наследства. Выяснилось, что у Джеляля была еще одна квартира на окраине Нишанташи.
Квартира эта, осматривать которую дядя Мелих и Галип отправились в сопровождении горбатого слесаря, находилась на самых задворках, на одной из тех узких улочек с щербатой брусчаткой, которые каждый раз, когда он здесь оказывался, заставляли его задаваться вопросом: почему богатые люди когда-то селились в таком убогом месте – или же почему людей, живших в таком убогом месте, когда-то считали богачами? Миновав несколько трех-четырехэтажных домов с почерневшими от сажи и дыма стенами, краска на которых, кое-где облупившаяся, напоминала кожу неизлечимо больного человека, они вошли в очередной, точно такой же, и поднялись на верхний этаж. На двери не было никакой таблички. Слесарь без всякого труда открыл уставший от долгой службы замок и ушел.
В квартире было две тесные спальни, в каждой из которых стояло по кровати, и маленькая гостиная с выходящим на улицу окном. Посредине гостиной размещался огромный стол, по обе стороны от него – два кресла. Стол был завален газетными вырезками со статьями о последних убийствах, фотографиями, журналами о кино и спорте, новыми выпусками комиксов «Техас» и «Томмикс», знакомых Галипу с детства, детективными романами и грудами бумаг и газет. Внушительная горка скорлупы фисташек в большой медной пепельнице не оставляла у Галипа ни малейших сомнений, что Рюйя сидела за этим столом.
В спальне, которая, очевидно, принадлежала Джелялю, Галип обнаружил упаковки мнемоникса, сосудорасширяющие препараты, аспирин и несколько спичечных коробков. Зайдя в спальню Рюйи, он вспомнил, как мало вещей взяла с собой жена, уходя из дома: немного косметики, тапочки, брелок без ключей, который, как она считала, приносит счастье, щетку для волос с зеркальцем на обратной стороне. Все это лежало на венском стуле посреди пустой комнаты с голыми стенами. На какой-то момент Галипу показалось, что он смог освободиться от власти иллюзии, постичь скрытый смысл, о котором говорили ему эти вещи, разгадать забытую тайну мира. «Они пришли сюда, чтобы рассказывать друг другу истории», – думал он, возвращаясь к дяде Мелиху, который все еще не мог отдышаться после подъема по лестнице. На краю стола лежала папка с бумагами, свидетельствующими, что в ту неделю Рюйя начала записывать истории, которые рассказывал Джеляль, – он сидел в кресле слева от стола, где сейчас расположился дядя Мелих, а Рюйя – в кресле справа, сейчас пустом. Сунув в карман листки с рассказами Джеляля, чтобы воспользоваться ими, когда будет писать статьи для «Миллийет», Галип дал объяснения дяде Мелиху, хотя тот, очевидно, не собирался на них настаивать.
Джеляль страдал страшной, приводящей к потере памяти, болезнью, которую уже очень давно открыл знаменитый английский врач Кол Ридж – открыл, да так и не нашел от нее лекарства. Чтобы утаить от всех эту болезнь, Джеляль скрывался в разных квартирах и постоянно просил Рюйю и Галипа о помощи. Поэтому иногда Галип, а иногда Рюйя оставались здесь на ночь, слушали истории, которые рассказывал Джеляль, чтобы отыскать и воссоздать свое прошлое, и даже записывали их. Когда за окнами шел снег, Джеляль мог рассказывать час за часом, не останавливаясь.
Дядя Мелих долго молчал с таким видом, будто все очень хорошо понял. Потом заплакал. Закурил. Справившись с легким приступом удушья, сказал, что Джеляль всегда все понимал неправильно. Вбил себе в голову, что его выгнали из Шехрикальпа, что отец, женившись во второй раз, стал плохо относиться к нему и к его матери. Он словно бы всю жизнь мстил за это своим родственникам, а ведь на самом деле отец любил его ничуть не меньше, чем Рюйю. А теперь у него не осталось детей. Нет, один сын остался – Галип.
Слезы. Молчание. Звуки чужого дома. Галипу хотелось предложить дяде Мелиху поскорее уйти отсюда, купить в лавке на углу ракы и вернуться домой. Но вместо этого он задал себе несколько вопросов, к которым больше никогда не будет возвращаться; те читатели, которые любят задавать вопросы сами, могут пропустить следующий абзац (и правильно сделают).