Читатель, милый читатель! Я с самого начала старался, пусть и не очень успешно, тщательно соблюдать границу между рассказчиком и его героями, между газетными статьями и самим повествованием. Но теперь, незадолго до того, как эта книга уйдет в набор, позволь мне хоть раз заговорить с тобой напрямую. В некоторых книгах, ты знаешь, есть страницы, где события текут словно бы сами собой, а не по воле искусного автора, и потому так западают нам в душу, что мы уже не можем их забыть. Они остаются в нашей памяти не примером чудесного мастерства писателя, а словно бы мгновениями нашей собственной жизни, прекрасными, как рай, или кошмарными, как ад, или одновременно и теми и другими, но чаще выходящими за пределы этих определений; мы вспоминаем их через многие годы, и к глазам подступают слезы. И если бы я был не выскочкой-журналистом, а талантливым писателем, мастером своего дела, я был бы уверен, что мудрые сердцем читатели моей истории, которой я дал название «Рюйя и Галип», находятся сейчас на одной из таких страниц, впечатление от которых не покинет их и через много-много лет. Но я трезво оцениваю свои способности, так что подобной уверенности у меня нет. Поэтому мне хотелось бы, чтобы читатель остался сейчас наедине со своими собственными воспоминаниями. Для этого лучше всего было бы попросить наборщика покрыть страницы черной краской, чтобы вы сами, благодаря силе своего воображения, смогли представить себе все то, о чем у меня не получится рассказать так, как нужно. Чтобы дать вам представление о черном сне, куда я попал в тот момент, на котором прервал повествование. Чтобы вы навсегда запомнили, какая пустота была в моей голове в последующие дни, пока я бродил, словно лунатик, пытаясь осознать, что происходит. Смотрите на эти страницы, на эти черные страницы как на воспоминания лунатика.
Из лавки Аладдина Камер-ханым бросилась в дом тети Хале. Там все плакали и думали, что Галип тоже мертв. Камер-ханым выдала им тайну – рассказала, что Джеляль многие годы временами скрывался в квартире на верхнем этаже дома Шехрикальп, а в последнюю неделю к нему присоединились Галип и Рюйя. Все снова решили, что вместе с Рюйей убили и Галипа. Затем, когда Камер-ханым вернулась сюда, в Шехрикальп, Исмаил-эфенди сказал ей: «Ну-ка, пойди взгляни, что там наверху». Она взяла ключ, поднялась на последний этаж, и, когда уже собиралась открыть дверь, ей вдруг овладела странная робость, а потом она внезапно поверила, что Галип жив. На Камер-ханым была фисташково-зеленая юбка, которую она часто носила, и грязный фартук.
Потом, придя к родственникам, Галип увидел такого же фисташково-зеленого цвета платье с фиолетовыми цветами на тете Хале. Что это было – случайное совпадение или неизбежность, предопределенная еще тридцать пять лет назад и напоминающая о том, что мир, как и сады памяти, полон волшебства? Галип рассказал матери, отцу, дяде Мелиху, тете Сузан, всем, кто слушал его со слезами на глазах, что они с Рюйей вернулись из Измира пять дней назад, после чего бо́льшую часть времени, в том числе и несколько ночей, провели у Джеляля, в Шехрикальпе. Джеляль уже давно купил квартиру на верхнем этаже, но никому об этом не сказал. Он скрывался там от людей, которые ему угрожали.
Ближе к вечеру Галип повторил то же самое двум сотрудникам Управления безопасности и представителю прокуратуры, которые захотели взять у него показания, и долго рассказывал про голос из телефона. Однако выслушали его без особого интереса. «Мы и так лучше тебя все знаем», – было написано на лицах следователей. Галип чувствовал себя беспомощным, словно человек, который не может выбраться из сна и не способен впустить в свой сон никого извне. В голове было совершенно пусто.