Черная книга

– Но что я такого сказала? – воскликнула женщина с деланым удивлением, широко распахнула глаза, а потом прищурилась, как Тюркян Шорай. – Я спросила, вызволишь ли ты мой «шевроле», если мы поженимся. Нет, не так: возьмешь ли ты меня замуж после того, как вызволишь мой «шевроле». Номер у него такой: 34 CG 19 мая 1919[90]. Выступил в поход из Самсуна и освободил всю Анатолию. «Шевроле-56».

– Расскажи о нем подробнее.

– Ладно, но скоро постучат в дверь. Время рандеву подходит к концу.

– Рандеву… По-турецки будет «встреча».

– Что?

– Я доплачу. Деньги не самое важное в жизни.

– Мне тоже так кажется. «Шевроле-56» был красный, как лак на моих ногтях, – в точности такого же цвета. Ой, один сломался. Может быть, и мой «шевроле» попал в аварию! Пока этот подонок, мой муж, не подарил его той шлюхе, я каждый день приезжала сюда на своей машине. Но теперь я вижу ее – машину то есть – только на дорогах. Иногда замечаю ее, когда прохожу по Таксиму, – за рулем один шофер, в другой раз смотрю: она стоит у пристани в Каракёе, ждет пассажиров с парохода, а шофер уже новый. Эта сволочь в машине души не чает, то и дело ее перекрашивает. Однажды смотрю, мой «шевроле» стал каштановым, день проходит – он уже цвета кофе с молоком, и фары новые! На следующий день он становится розовым в цветочек свадебным автомобилем с куклой на капоте; а через неделю глядь – он черный, и внутри сидят шестеро усатых полицейских. Ты только подумай – полицейская машина! И на дверце написано «полиция», не перепутаешь. И, понятное дело, каждый раз меняет номер, чтобы я свою машину не узнала.

– Понятное дело.

– Да! И шоферы, и полицейские – любовники этой твари, но мой рогатый муж ничего не хочет видеть. Однажды взял и бросил меня, ушел ни с того ни с сего. От тебя когда-нибудь так уходили? Какое сегодня число?

– Двенадцатое.

– Как бежит время! А я тут все болтаю и болтаю с тобой. Или ты хочешь чего-нибудь необычного? Скажи, не молчи. Видно, что человек ты хороший, мне такие нравятся. У тебя сейчас с собой много денег? Ты в самом деле богатый? Или ты овощами торгуешь, как Иззет? Ой, нет, ты же адвокат. Загадай мне какую-нибудь загадку, адвокат-бей… Хотя ладно, я сама загадаю: какая разница между султаном и мостом через Босфор?

– Не знаю.

– А между Ататюрком и Мухаммедом?

– Тоже не знаю.

– Больно легко ты сдаешься! – Женщина оторвалась от зеркала, в которое наблюдала за Галипом, подошла к нему и, хихикая, прошептала на ухо ответы, потом обвила его шею руками. – Давай поженимся, – мурлыкала она. – Поедем на гору Каф. Я буду твоя, а ты – мой. Станем другими людьми. Забери меня, забери меня, забери меня…

Это была игра, и, играя, они поцеловались. Было ли в этой женщине что-нибудь напоминающее Рюйю? Нет, не было, ну и пусть – все равно приятно. Когда они повалились на кровать, женщина сделала кое-что почти как Рюйя – почти, да не так. Когда язычок Рюйи оказывался у Галипа во рту, его каждый раз на миг охватывала тревога: казалось, что его целует не жена, а какая-то другая женщина. А теперь, когда в его рот властно, но в то же время нежно, словно шутя, проник язык Тюркян Шорай (он был больше языка Рюйи), Галип почувствовал, что не лежащая в его объятиях женщина, а он сам стал совершенно другим человеком. Его охватило сильнейшее волнение. Они катались по широкой кровати, словно в совершенно неправдоподобных сценах из турецких фильмов; Галип оказывался то сверху, то снизу, а женщина приговаривала: «Ах, что ты делаешь! У меня кружится голова!» – и старательно делала вид, будто это действительно так. Заметив, что с одного края кровати их видно в зеркале, Галип сообразил, зачем понадобилась эта милая сцена. Раздеваясь и раздевая Галипа, женщина с удовольствием поглядывала на их отражения. Позже они уже вдвоем, словно подсматривая за кем-то другим, словно судьи, оценивающие обязательную программу на гимнастических соревнованиях, – разве что им было немного веселее, чем тем, – внимательно и вдосталь наблюдали в зеркале за тем, как женщина демонстрирует свои умения. Потом, в какой-то момент, когда Галип не смотрел в зеркало, женщина проговорила, покачиваясь на беззвучных пружинах кровати:

– Мы оба стали другими людьми. Кто я, кто я, кто я?

Но Галип не дал ответа, который ей хотелось услышать. А она меж тем продолжала говорить, шептала: «Дважды два – четыре», просила: «Слушай, слушай, слушай!» – и рассказывала, словно сон или сказку, историю про жившего давным-давно султана и его несчастного сына.

– Если я – это ты, то ты – это я, – сказала она позже, одеваясь, и хитро улыбнулась. – Что плохого в том, что ты стал мной, а я – тобой? Понравилась тебе Тюркян Шорай?

– Да.

– Тогда вытащи меня из этой жизни, спаси меня, забери, увези отсюда! Давай уедем куда-нибудь далеко, сбежим, поженимся, начнем новую жизнь!