Неподалеку от полицейского участка Бейоглу они зашли в старый каменный дом, над дверью которого висела табличка «Друзья». Внутри, в полутемном помещении на первом этаже, пахло пылью и тряпками. Швейных машинок и рулонов ткани видно не было, но Галипу почему-то захотелось произнести вслух: «Швейная мастерская „Друзья“». Провожатый открыл высокую белую дверь, и они вошли в другую, ярко освещенную комнату. Тут Галип вспомнил, что надо заплатить сутенеру.
– Тюркян! – позвал тот, пряча деньги в карман. – Тюркян, смотри, Иззет пришел, хочет с тобой поговорить!
Две женщины, игравшие в карты, улыбаясь, обернулись к Галипу. Обстановка комнаты напоминала старые, обшарпанные театральные декорации; воздух был спертый и сонный, как бывает в помещениях, отапливаемых печкой с плохо прочищенной трубой; убаюкивающе пахло духами, и пульсировал утомительный для слуха ритм турецкой поп-музыки. На диване в позе, которую Рюйя обычно принимала за чтением детективных романов (закинув одну ногу на спинку), лежала женщина, не похожая ни на Рюйю, ни на кинозвезду, и листала юмористический журнал. То, что это Мюжде Ар, было понятно только по соответствующей надписи у нее на блузке. Пожилой мужчина, одетый как официант, дремал перед телевизором, по которому шло ток-шоу – участники его обсуждали значение взятия турками Константинополя для мировой истории.
Молодая девушка с перманентом и в джинсах показалась Галипу похожей на американскую киноактрису, чье имя он забыл. Впрочем, непонятно было, умышленно ли достигнуто сходство. Из другой двери в комнату вошел мужчина, приблизился к Мюжде Ар и с пьяной сосредоточенностью стал читать имя на ее блузке, напоминая тех людей, что верят в пережитое ими самими только после того, как прочитают об этом в газетах.
Женщина в леопардовом платье, по всей видимости, была Тюркян Шорай; по крайней мере, именно она встала с места и легкой походкой направилась к Галипу. Наверное, она больше других походила на оригинал, особенно прической: длинные волосы были собраны в хвост, перекинутый через правое плечо.
– Можно, я закурю? – спросила она с милой улыбкой и достала сигарету без фильтра. – Нет ли у вас спичек?
У Галипа была зажигалка. Женщина закурила, и вокруг ее головы образовалось невероятно густое облако дыма. Музыка смолкла, и в наступившем странном безмолвии, глядя на лицо, выступающее из дыма, словно окруженный нимбом лик святой, на глаза с огромными ресницами, Галип подумал, что впервые в жизни, может быть, ляжет в постель с другой женщиной, не с Рюйей. Когда они поднялись на второй этаж и оказались в хорошо обставленной комнате, его спутница потушила сигарету, сунув ее в пепельницу с логотипом «Акбанка», и тут же достала из пачки новую.
– Можно я закурю? – произнесла она тем же голосом и с тем же выражением лица, что и несколько минут назад. Точно таким же жестом поднесла сигарету ко рту, взглянула на Галипа полным достоинства взглядом и мило улыбнулась. – Нет ли у вас спичек?
Когда она склонилась к его зажигалке, давая Галипу возможность заглянуть в ее декольте, он понял, что и это движение, и слова, которые она произносила, были позаимствованы из какого-то фильма с Тюркян Шорай, а сам он, очевидно, исполнитель главной мужской роли Иззет Гюнай. Когда женщина закурила, вокруг ее головы снова возникло невероятно густое облако дыма, сквозь которое медленно проступили огромные черные глаза с необычайно длинными ресницами. Как ей удается напустить столько дыма? Похоже на студийный спецэффект.
– Почему ты молчишь? – улыбнулась женщина.
– Я не молчу, – возразил Галип.
– Ты, похоже, парень хитрый, палец в рот тебе не клади. Или это только кажется? – спросила женщина с деланым любопытством и раздражением. Потом повторила эти слова с той же интонацией. В ее ушах были крупные серьги, свисающие до обнаженных плеч.
К тому времени, как Галип, присмотревшись к фотографиям, воткнутым по краям зеркала на круглой тумбочке, узнал на них сцены из двадцатилетней давности фильма «Запретная любовь», где Тюркян Шорай играла роль проститутки, а Иззет Гюнай – влюбленного в нее мужчины, и заметил, что Тюркян Шорай на снимках одета в такое же леопардовое платье с обнаженной до бедер спиной, что и его собеседница, та успела произнести еще несколько фраз из фильма.
Склонив голову с видом чем-то опечаленной балованной девчонки, а потом вдруг широко разводя руки в стороны:
– Разве можно сейчас спать? Когда я выпью, мне хочется веселиться!
С выражением добросердечной тетушки, беспокоящейся за соседского ребенка:
– Иззет, оставайся у меня, пока мост не сведут!
Неожиданно радостно и взволнованно:
– Моя судьба, мое счастье – это ты!
С видом благовоспитанной дамы:
– Очень, очень рада нашему знакомству!