Черная книга

3. Я знаю, что у Тебя хватит решимости, чтобы справиться со всеми тяжелыми делами, которых ждут от Тебя. Ты справедлив и сможешь, глазом не моргнув, найти в огромной людской толпе злодеев, сможешь, пусть и без особого желания, подвергнуть их пыткам. Тебе хватит сил справиться со всем этим, ибо Ты – это Он. Но надолго ли хватит людям этой надежды? Пройдет время, и они увидят, что дела не идут на лад. Хлеба у них не станет больше, а оттого и подаренная Тобой надежда начнет истощаться. Тогда они снова утратят веру в Книгу и иной мир, впадут, как прежде, в глубокое отчаяние, безнравственность и духовную нищету. А хуже всего то, что в них зародится сомнение в Тебе. Тебя возненавидят. Доносчики станут испытывать угрызения совести, думая о тех, кого радостно сдали Твоим палачам и усердным заплечных дел мастерам. Полицейские и тюремщики так устанут от бессмысленных пыток, что не утешат их ни самые новые способы истязаний, ни надежда, которую Ты попытаешься им внушить. И однажды они придут к мысли, что несчастные, болтающиеся на виселицах, словно гроздья винограда, принесены в жертву напрасно. В этот страшный день Ты увидишь, что они не верят более ни Тебе, ни тем историям, что Ты им рассказывал. Но увидишь Ты и кое-что похуже: когда у людей не останется истории, в которую они верили бы все вместе, они начнут верить каждый в свою; у всякого будет своя история, и всякий захочет ее рассказать. По грязным улицам переполненных людьми городов, по вечно замусоренным площадям будут печально бродить, словно сомнамбулы, миллионы страдальцев, каждый со своей историей. И тогда уже Ты будешь в их глазах не Им, а Даджалем; Ты станешь Даджалем, а Даджаль – Тобой! Им не нужны будут Твои истории, они захотят поверить в истории Даджаля. Тогда я или кто-нибудь подобный мне, вернувшись домой с победой, обратится в Даджаля. Он расскажет несчастным, что Ты обманывал их все эти годы, что Ты нес им не надежду, а ложь, что Ты на самом деле не Он, а Даджаль. Может быть, впрочем, что в этом и не будет нужды: или сам Даджаль, или какой-нибудь несчастный, убежденный, что Ты много лет обманывал его, однажды в полночь на темной улице разрядит свой пистолет в Твое смертное тело, которое раньше считалось неуязвимым для пуль. Вот так и случится, что Ты, столько лет даровавший людям надежду и обманывавший их, по этой самой причине как-нибудь ночью будешь найден мертвым на одной из грязных улиц, к которым так привыкнешь, что полюбишь их.

Глава 15 Истории о любви, рассказанные снежной ночью

Люди, ищущие историй и сказок, и прочие бездельники.

Мевляна

Едва расставшись с женщиной, похожей на Тюркян Шорай, и выйдя из дома свиданий, Галип снова увидел того словно бы явившегося из черно-белого фильма человека, вместе с которым ехал в такси из Сиркеджи в Галатасарай. Галип стоял перед полицейским участком Бейоглу, размышляя, куда же теперь пойти, когда из-за угла вырулила полицейская машина с включенной голубой мигалкой и притормозила неподалеку. Задняя дверца распахнулась, и Галип сразу узнал человека, которого из нее вытолкали. Впрочем, взятый в клещи двумя полицейскими, тот уже не походил на героя черно-белого кино; лицо его приобрело куда более живое выражение, под стать синеватым, порочным оттенкам ночи. В ярком свете, заливающем, как и положено, пространство перед полицейским участком, было явственно видно темно-красное пятнышко в уголке рта у задержанного, но мужчина не вытирал кровь. Портфель, который он крепко прижимал к себе, сидя в такси, теперь нес полицейский; сам задержанный шел, потупив глаза, с покорным видом человека, признавшего свою вину, – и в то же время казалось, что он вполне доволен жизнью. Поравнявшись с Галипом у крыльца полицейского участка, незнакомец бросил на него взгляд, полный какого-то странного, жутковатого веселья, и сказал:

– Добрый вечер, бей-эфенди!

– Добрый вечер! – нерешительно ответил Галип.

– Кто это? – спросил полицейский, указав на Галипа.

Но ответа тот не услышал, потому что задержанного втолкнули за дверь.

Когда Галип вышел на проспект, был уже второй час ночи, однако по присыпанным снегом тротуарам еще брели редкие прохожие. «На одной из улиц, идущих параллельно саду английского консульства, – сказал себе Галип, – есть открытый до утра бар, куда ходят не только богатые провинциалы, приезжающие в Стамбул спустить свои денежки, но и приличные, образованные люди». Такого рода сведения Рюйя черпала из литературно-художественных журналов, которые писали о подобных заведениях, не забывая подпустить иронии.